— Аня, домой пора, отец заждался, — сказал я девчонке, отодвигая ее за спину. Посмотрев на верзилу, довольно вежливо попросил. — Дозволь-ка, любезный выйти.
— Барин, а тебя кто тут держит? Сам-то иди, девочку нам оставь. — хохотнул здоровяк.
Я попытался сохранить хладнокровие, разойтись мирно, поэтому попросил еще раз:
— Ты разве не видишь, что это еще ребенок? Девочке домой пора, к папе.
— Думаешь, я не знаю, что сам ее хочешь опробовать? Кукиш тебе, девку сам пробовать стану.
Верзила сложил фигуру из трех пальцев, даже попытался поднять руку и сунуть мне фигу под нос, но не успел — от удара в нос открыл дверь затылком и вылетел наружу, а его дружки не сразу поняли, что происходит
— Нюшка, прячься! — скомандовал я, оглянувшись через плечо.
Пока командовал, едва не пропустил удар, увернулся, чужой кулак прошел мимо, слегка зацепив мне скулу, зато мой хук слева вывел из строя еще одного бойца. Третий отправлен в нокдаун, а четвертый присел, закрыв голову руками. Молодец, трогать не стану.
Кажется, победа за мной. Да, а где Нюшка? Вот умница, все сделала правильно — забилась под стол.
Но оказалось, победу праздновать рано. Дверь открылась, в трактир ворвался верзила, совсем одуревший, с окровавленной мордой (нос наверняка сломан, но он пока это не понял), а с ним группа поддержки, человек пять. Прикинув, что с толпой мне уже не управиться, решил отдать жизнь подороже, начал освобождаться от шинели, чтобы и драться свободнее, и прыгать сподручнее.
Но тут!
— Братцы, так это наш господин следователь, — услышал я сзади.
— Это который бандитский притон накрыл?
— И помещика-кровопийцу в тюрьму закатал?
— Он это. Точно знаю.
— Наших бьют!
Черепане, только что степенно пившие чай, беседовавшие о делах, почти трезвые, кинулись навстречу пришлым, входя в боевой азарт.
Верзилу, ломанувшемуся ко мне, осадил сам трактирщик, применив неспортивный прием — удар по башке дубинкой. Нет, это опиленный черенок лопаты. Убойная штука, покруче моего кулака.
Я выбирал, кому бы еще вломить, но меня остановили. Буквально — схватили за руку. Ручонка маленькая, детская, но цепкая.
— Иван Александрович, пойдемте отсюда, без вас управятся. И фуражку свою не забудьте. Фуражка, небось, денег стоит.
[1]В 1911–1913 годах площадь была застроена четырьмя «краснокирпичными» зданиями, в результате чего появились череповецкие «кривули» — переулки, образовавшиеся между застройкой по красной линии бывшей площади и вновь появившимися зданиями. Существуют и ныне.
[2] Вероятно, ГГ имеет в виду И. В. Гурко, генерал-фельдмаршала, прославившемуся победами во время русско-турецкой войны.
[3] Спрятана в Старой Йорге, теперь село Воскресенское, до сих пор не обнаружена.
[4] Гармони «черепанки» или «черепашки» перестали выпускать в 1941 году, после того, как кустарные промышленные артели перепрофилировались для нужд фронта. Четыре прежних «гармонных» артели, из-за мобилизации на фронт значительно уменьшились и слились в одну, стали шить подсумки для патронов, чехлы для фляг. После войны промысел уже не возродился. Но любопытно, что во время войны, из-за нужд армии, возродилось изготовление деревянных ложек.
[5] Название не указываю, чтобы не посчитали рекламой. Автор в этом переулке бывает всегда, когда наезжает в столицу.
Глава четвертая
Почтовая карета
Какой русский не любит быстрой езды?
Разумеется, все ее любят, только где она, быстрая езда? Почтовая карета, поставленная на полозья, мчится со скоростью километром двадцать в час. Сколько это в верстах? Семнадцать? Разве это быстро? Хотя бы пятьдесят.
Еду в отпуск. Вроде бы в отчий дом, но домом вдруг стал дом моей квартирной хозяйки. Он, кстати, поручен соседям — присмотрят. Еще нанял для уборки снега Силантия — мужика, жившего через три дома от Натальи, даже выдал ему два рубля авансом.
Мне Председатель дал отпуск на три недели. Мол — ничего в Окружном суде за время вашего отсутствия не случится, если убьют кого — полиция расследование проведет, а вам, уважаемый Иван Александрович обязательно следует отдохнуть, родителей навестить, вместе с ними Рождество встретить. Да, да, отдохните. Уж слишком вы много трудитесь в последнее время. И не в последнее тоже.
Николай Викентьевич не сказал, что и ему бы хотелось от меня отдохнуть, но я его понял. Гуртовщики в полицию с жалобами не обращались — попробовали бы, но их атаман нынче лежит в земской больнице. Справлялся у доктора — и нос сломан, и челюсть, и сотрясение мозга. Не помрет. А если помрет — похороним.