— Иван Александрович, Иван Александрович, — затараторила девчонка, хватая меня за руку. — Не сердитесь, я знаю, что вы не такой. Просто спросить надо было.
Я остановился. Сошел с тропинки, чтобы идущий люд не натыкался. Поинтересовался:
— В смысле, о чем надо было спросить?
— О том, станете приставать или нет, — деловито пояснила девчонка. — Я уже и сама думала — а не пойти ли в прислуги? По дому теперь станет тетя Галя работать, а мне что делать? Летом хоть огород есть, а зимой? Скучно же. Но кто меня в кухарки возьмет? В няньки возьмут, так в няньки самой не хочется. По ночам зыбку качать, а днем хозяйка все остальное заставит делать. Я бы в горничные пошла, если в семью. А к одинокому барину наниматься опасно. Но к вам пойду. Чего бы не пойти? За скотиной ходить не надо, младенца у вас нет.
— Аня, здесь ты права, — заюлил я. — Я глупость сморозил, когда тебя в кухарки позвал. Что люди скажут?
Я уже сам пожалел, что позвал девчонку в прислуги. Дело-то не только в том — кто чего скажет или подумает. На хрена мне прислуга, у которой в голове компьютер? Будет у меня кухарка, с компьютером, да еще с замашками кардинала Ришелье. Язык мой — враг мой.
— О вас никто плохого слова не скажет, — твердо заявила девчонка. — А скажут — так и плевать, с большой колокольни. А про приставание сдуру спросила.
Как бы мне отмазаться? Но так, чтобы девчонка сама отказалась.
— Но мне не только стряпуха нужна. Надо еще и полы мыть, воду с дровами носить, в лавку бегать, баню топить. Дрова закупать придется, насчет пиления договариваться. Да, еще придется мой мундир гладить. Так, чтобы на штанах стрелки! И жалованье большое не дам.
— Так это понятно, — отмахнулась девчонка и деловито спросила. — А харч чей?
— В смысле? — не понял я, потом дошло. — Что для меня станешь варить, то и сама будешь есть. Хочешь себе наособицу готовить, если у тебя диета — на здоровье. Да, тебе же у отца разрешение спрашивать нужно. Вот, давай-ка вначале с отцом посоветуйся…
Я уже обрадовался, что Нюшка откажется, но та только махнула свободной рукой.
— Если с такими условиями, так и неплохо… Отец разрешение даст, куда он денется? Но меньше, чем за пять рублей в месяц не соглашусь.
Нет, не откажется. Но пять просит — уже хорошо. Я-то хотел сразу семь предлагать.
— Годится, — обреченно кивнул я.
— А жить где? У вас в доме или приходящей?
— Хочешь приходящей кухаркой быть — отлично. Утром придешь, вечером уйдешь.
Кажется, девчонка собирается задать еще кучу вопросов. Но ей хорошо — у нее уши платком укрыты, и валенки на ногах.
— Знаешь, где я живу? На Покровской…
— Да знаю где вы живете. В доме Натальи Никифоровны, которая раньше квартиру реалистам сдавала, а теперь замуж выходит.
Ну все-то она знает!
— Но она пока дома, — предупредил я. — И приболела малость, простудилась.
— У бабки Дуни — моей двоюродной, травки хорошие есть. Заварю — враз вашу хозяйку на ноги поставим. Я тогда одежду Петьке занесу, потом к вам приду, дом смотреть.
Нюшка кивнула, развернулась и побежала. А я, вместо того, чтобы пойти в тепло, с грустью посмотрел ей вслед и подумал, что я, похоже, свалял дурака! Ну, ничему-то меня жизнь не учит. Чует мое сердце, что Нюшка меня застроит!
[1] На этом кладбище будут похоронены городской голова И. А. Милютин (1907 г.) и его зять — Н. В. Лентовский (в 1909 г.), ставший к тому времени тайным советником и сенатором. В советское время кладбище окажется заброшенным, в 1950-е годы на его месте разобьют парк имени Ленинского Комсомола. В 1990-е годы, на месте предполагаемой могилы Милютина будет установлен бюст.
[2] Стихотворение подлинное, автор мне неизвестен.
Эпилог
Дело, открытое по факту смерти Сомова Николая Сергеевича у меня принимал нынче не прокурор, а сам Председатель Окружного суда. Николай Викентьевич читал очень быстро, но внимательно. Закрыв дело, посмотрел на меня сказал:
— Вы свою работу выполнили добросовестно. Можно передавать дело прокурору.
— Так-то оно так… — промямлил я.
— И отчего вы так опечалены?
— Тем, что так и не сумел установить — было ли кольцо украдено Зуевой или его и на самом деле кто-то подложил под подушку Любовь Кирилловны?
— А ваша личная версия? — полюбопытствовал Лентовский, а потом предложил: — Представим себе, что вы не судебный следователь, а защитник госпожи Зуевой. Что бы вы стали делать?
Я сделал вид, что задумался, хотя, уже и составил в голове версию, которой мог бы придерживаться присяжный поверенный.