— А у меня картошка нажарена, с луком, еще горячая, огурчики соленые есть, — поддержала ее Марья Ивановна.
Наверное, будь на моем месте настоящий сынок вице-губернатора, то он не стал бы предлагать престарелым череповецким мещанкам выпить ликера. Но мне можно. Тем более, что опять захотелось есть, а на колбасу и черствый хлеб, уже и глаза не глядели.
Пока бабульки бегали, попытался слегка прибрать в столовой и на кухне — собрал грязные миски и чашки в одну кучу. Решив, что завтра все точно помою, а еще и полы бы неплохо протереть. Но это потом, завтра. Надо пока пистолет прибрать, чтобы бабки не испугались. Возвращать Татьяне оружие я не собирался. Да и у Анны Николаевны его оставлять чревато. Ишь, валяется у вдовы пистолет, если кремень поставить да зарядить, то вполне пригодный к использованию. Непорядок.
Посуды у Натальи достаточно, отыскались и чистые тарелки, и вилки, и рюмки. К приходу соседок успел накрыть в столовой, которая, вообще-то, считается моей гостиной. Но это я так, к слову. На всякий случай поставил самовар. Не тот, маленький, а большой. Да, завтра нужно еще на колодец сбегать, воды принести.
Вытащил из «новгородских» запасов бумажный пакет с конфетами, выложил треть, а остальное припрятал до лучших времен — до встречи с Натальей Никифоровной и Леночкой.
Явились бабульки. Одна с корзинкой, в которую была засунута закутанная в платок кастрюля с картошкой, миска с солеными огурцами, а вторая с узелком.
Отстранив меня, они принялись хозяйничать в столовой, но на кухню ни одна, ни вторая, не прошла.
Ираида Алексеевна, помимо судака, притащила еще и хлеб. Похвасталась:
— Свежий, сегодня пекла!
— Ох ты, как вкусно пахнет, — похвалили я старушку.
Моя хозяйка, хотя и мастерица печь пироги, ржаной хлеб предпочитала покупать в лавке при пекарне Багрушина. Говорила, что ей так вкусно не удается.
Бабульки цедили ликер глоточками, да и я не сильно на него налегал, предпочитая есть. Картошка оказалась вкусной, судачки — вообще объедение. Показалось даже, что не хуже, нежели готовила Наталья. Нет, показалось.
Для начала узнал — с кем сижу за одним столом? Не впрямую, разумеется, а намеками.
Мария Ивановна оказалась даже не из мещан, а из дворян, оставшихся после реформы почти без средств. Муж умер, детей бог не дал, концы с концами помогает сводить брат. Тот самый, у которого муж Натальи Никифоровны когда-то и купил дом с огородом. Дом, что теперь принадлежит Наталье Никифоровне, он и был родовым, а тот, где живет Марья Ивановна — покойного мужа. Так уж вышло, что с детства были знакомы.
Брат служит управляющим поместий у князя Голицына в Самарской губернии и посылает ежемесячно сестре двадцать пять рублей. Деньги небольшие, но ей хватает.
Ираида Алексеевна из потомственных граждан. Муж тоже умер, зато есть сын Федор, что живет с семьей в Рыбинске. Федор выучился на механика, десять лет ходил на пароходах, а теперь трудится на Рыбинском судостроительном заводе. И не в простых механиках ходит, а в помощниках начальника цеха. Не бедствует, матери тоже денежки шлет, только времени у него мало.Даже в праздники пришлось работать, потому что заказов много, а нужно поспеть к весне. Есть еще дочь, но та живет в уезде, у матери бывает редко.
Марья Ивановна и Ираида Алексеевна поначалу стеснялись, что сидят за одним столом с сыном вице-губернатора, но рюмка ликера и женское любопытство свое дело сделали.
Для начала их интересовало — а чего девка-то ломилась? Этот вопрос я постарался обойти — мол, сам не знаю, чего ей надо?
— Эх, а может, Иван Александрович, надо было ее впустить? — лукаво посмотрела на меня Марья Ивановна, но ее старшая и, более мудрая подруга сказала: — Правильно сделал, что не впустил. Радости на часок, а расхлебывать бы потом всю жизнь пришлось.
Права бабулька, тут и сказать нечего. Еще подумалось, что правильно поступил, что не стал лупить Татьяну. Унизил бы женщину и, неизвестно, во что бы это потом вылилось?
Я ждал каких-нибудь каверзных вопросов, вроде — а почему сын вице-губернатора служит в Череповце? Или — что за невеста и когда свадьба? Но бабушек интересовало совсем другое.
— Вот вы, Иван Александрович, молодой, да ранний, — издалека закинула удочку Марья Ивановна. — И чин высокий для ваших лет, и орден имеете. Только, говорят, и вы промашки даете.
— А что за промашки? — вело поинтересовался я.
К тому времени я уже успел доесть судачка, умятьжареную картошку и теперь прислушивался к звукам из кухни — не бурлит ли вода в самоваре? Почему никто не догадался присобачить к самовару свисток? Теперь вот, карауль.
— Так ведь клад-то вы не нашли, — сообщила Марья Ивановна.
— Клад? — озадаченно переспросил я. Потом все-таки решил, что надо вначале сходить на кухню, проведать самовар, а уж потом разговоры вести. Встав, сказал: — Я сейчас чайку заварю, договорим.
Конечно же, самовар закипел и теперь бойко выплевывал воду из-под крышки. Не смертельно, не больше чашки, лужу потом затру.
Заварив чай и, чтобы не возиться с каждой чашечкой, ка это делает Наталья, попросту перетащил самовар в столовую, потом и чайник и все прочее, необходимо для чаепития.
Пока я трудился, бабульки успели пошушукаться, а теперь сидели и смотрели на меня хитрющими глазками.
— Так что за клад-то? Не помню, чтобы я когда-то клады искал.
— А мужиков для работы у Ивана Андреевича вы зачем брали? — поинтересовалась Ираида Алексеевна.
— В смысле, зачем? — удивился я. — Мертвецов искать, которых убили и закопали.
— А к чему мертвецов искать? — хмыкнула Марья Ивановна. — Земля их уже приняла, зачем прах тревожить? Бог даст — отыщут, в освященной земле похоронят.
— Клады-то тут при чем? — по-прежнему не понимал я.
— А награбленное-то Кошелевы куда девали? — цокнула языком Ираида. — Ведь сокровищ-то, при обыске не нашли, верно?
Сокровищ мы и на самом деле не нашли. Отыскали деньги — немного, рублей пятьсот, пару золотых колец, сережки. Еще какую-то золотую и серебряную лабуду, уже и не помню. Деньги, как положено, сдал в казначейство, а золотишко упаковал в пакет и передал прокурору. Украшения, а также и кистень с чемоданами Борноволкова будут предъявлены присяжным как вещественные доказательства. Как уж там суд распорядится имуществом Кошелевых, не знаю. Может и в казну отписать, может и нет.
Со слов подозреваемых, вся добыча, которую они получили, включая деньги, от продажи вещей, вкладывали в гостиницу — конюшню отремонтировали, новый сарай поставили. Вполне возможно, что и не врут. В банк запрос делал, ответили, что счетов у супругов Кошелевых не имеется.
— Все, что нашли, все в казну сдали, — ответил я. — Да и откуда сокровищам быть?
Ираида Александровна, посмотрев на меня слегка снисходительно, сказала:
— Люди-то говорят, что хозяйка с мужем, да с работником, по ночам на большую дорогу выходили. А люди зря говорить не станут. Сколько они ограбили — один господь ведает. Все награбленное — и деньги, и сокровища, в землю прятали. А вас они за нос водили, нарочно не те места указывали. Кто же станет клад далеко от дома прятать?
— И где они спрятали?
— О, господин следователь, так я вам и скажу! — засмеялась Ираида. — Ищут уже, братья Суздалевы весь огород у гостиницы перекопали.
— Так зима же? — удивился я. — Хотя бы весны дождались, как земля прогреется, тогда бы и копали.
— По весне-то все копать пойдут, чего ждать? — хмыкнула Марья Ивановна.
— Уже нашли чего-нибудь?
— Пока нет, но ищут.
— А почему в огороде? — хмыкнул я. — Не под амбарами, не под конюшней?
— Там тоже ищут. Под амбаром Федотов копает, под конюшней — Щеголевы. Они поначалу-то все подрались, потом жребий бросили — разыграли, кому где копать.
— В гостинице городовой поставлен, чтобы охранять. Он-то куда смотрит? — недоумевал я.