— Любовь Кирилловна, — сказал я, стараясь не психануть. — Да, вы изложили суть свой жалобы, но у меня, как у следователя, сразу возникло очень много вопросов. Чтобы допрашивать Сомова, всех прочих, мне нужно было вначале разобраться с массой деталей.
— Какие детали вам нужны? Я все написала. А вы не приняли никаких мер.
Боже, дай мне терпения. Но если сейчас я начну нервничать, как моя подозреваемая, ничего хорошего не выйдет.
— Допустим, к Сомову я съездил, но поговорить мне с ним не удалось, — сказал я. — Со слов дворецкого — барин болен. Что за болезнь — тут и без доктора понятно. Как я мог о чем-то допрашивать невменяемого человека? Опять-таки — мне много неясно. Вы указали, что кольцо нашли в вашей постели. В постели — где именно?
— Я не знаю. Я вернулась с прогулки вместе с Ильей, отправила мальчика в детскую, сама пошла в свою комнату, а в коридоре ко мне подбежал Николай Сергеевич, начал кричать — мол, вы воровка, в вашей постели нашли кольцо. Я тоже стала на него кричать.
— То есть, самого кольца вы даже не видели? Сомов вам его не показал?
— Нет. Он мне приказал собрать свои вещи и убираться. Мол — вызову полицию. Я ответила — хорошо, вызывайте. А он затолкал меня в мою комнату, вытащил мой чемодан и начал скидывать в него мои вещи. Их не так и много. Я не выдержала, оттолкнула Николая Сергеевича и стала сама собираться. Потребовала, чтобы он заплатил мне жалованье за два месяца, а так, как, ничего не воровала, должен дать мне рекомендации, а иначе я пойду жаловаться. Хозяин только захохотал. Мол — воровкам рекомендации? И жалованье? И кому, дескать, вы отправитесь жаловаться? Я забрала чемодан и ушла. А что мне было делать?
— Вы правильно поступили, что ушли, — кивнул я. — Жаль, что мы с вами не встретились до того, как вы решили взять на себя роль палача… ладно, пусть экзекутора. Но если бы мы встретились, я задал бы вам такой вопрос — в каких отношениях вы с Сергеем Сомовым?
— Ни в каких, — пожала плечами барышня. — Как женщина я его не интересую. Для Сомова-младшего я только служанка, пусть мой статус выше, нежели у горничной его мачехи.
— А он вас, как мужчина?
— Тоже нет, — усмехнулась Зуева. — Сергей Николаевич — смазливый молодой мужчина, ему очень идет военная форма. Но судя по репликам, которые он отпускал за столом — я, как гувернантка допущена к барскому столу, не очень умный человек. Мне нравятся не красивые мужчины, а умные. Отец Сергея Николаевича, хотя и был, как вы сказали, привержен болезни, но он гораздо умнее своего сына.
— Но все-таки, постарайтесь вспомнить — не могли ли вы чем-то досадить Сомову-младшему?
— Тогда уж Сомову-второму, — уточнила Любовь Кирилловна. — Младший — это Илья Николаевич. Но не понимаю, при чем тут Сергей Сомов? Мы с ним не перемолвились ни единым словечком… вот, разве что…
Любовь Кирилловна, словно о чем-то вспомнила, но сразу же покачала головой, словно отгоняя некое видение.
— И что же? — спросил я, едва не подпрыгнув от нетерпения.
Но Зуева ничего не добавила.
— Нет, это я так. Мы с ним не ссорились, даже не разговаривали. Когда Сомов-старший меня выгонял, его рядом не было. Почему вы о нем спрашиваете?
— Видите ли, если принять за основу, что вы невиновны, но ваш хозяин нашел в вашей постели некое кольцо, возникает вопрос — кто его туда сунул? Я, поначалу, грешил на вашего воспитанника — решил отомстить за какую-то обиду. Но если это не мальчик, то кто? Слуги? Допускаю. Вы кого-то обидели. Но опять вопрос — почему о кольце Сомову-старшему сообщил именно Сергей Николаевич? Предположим, поручик сам его и подкинул, чтобы скомпрометировать вас. Зачем ему это делать? А если вы что-то увидели, но не обратили внимания?
Глава восемнадцатая
Офицерская дочка
Вопрос повис в воздухе. Мадмуазель Зуева лишь пожала плечами — дескать, ей неизвестно. Или, если она о чем-то и знает, не поделится.
Теперь уже пора настоящий допрос чинить. Под запись. Записываем — Зуева Любовь Кирилловна, двадцати семи лет от роду и так далее.
— Любовь Кирилловна, где вы взяли пистолет?
— В доме, где живет моя матушка. Когда мы с Надеждой ездили по уезду, заезжали в гости, я взяла с собой оружейный ящик. Он небольшой, чуть больше шкатулки.
— А откуда у вашей матушки пистолет?
— Из него когда-то застрелился мой отец.
Я с удивлением воззрился на барышню, Любовь Кирилловна, посмотрела вверх, в потолок допросной, потом принялась объяснять:
— Моим отцом был полковник Кирилл Иванович Зуев. Потомственный дворянин, кавалер ордена святой Анны. Разумеется, имения у него не было, жил, как и большинство офицеров, со своего жалованья. Но жалованье достойное, отец смог оплачивать и гимназию в Ярославле, и пансионат, где я жила. Должность занимал неплохую — воинский начальник Пошехонского уезда. Разумеется, у отца был доступ к казенным деньгам. Но полковник Зуев, был наичестнейшим человеком, ему и в голову бы не пришло запускать руку в казенные деньги. Отец никогда не шел на сделки с совестью, хотя ему нередко предлагали взятки — и детишек освободить от воинской повинности, пристроить кого-то на теплое местечко. Однажды из Петербурга приехал его лучший друг — воевал вместе с отцом, попросил взаймы десять тысяч рублей. Зачем они ему, отец ни мне, ни матери не сказал. Если бы деньги нужны были кому-то другому — да хоть бы и мне, отец бы на такое ни за что не пошел, но другу следовало помочь, тем более, что тот обещал вернуть через два месяца, но не успел Какие уж у него возникли сложности, мне неизвестно, я как раз сдавала выпускные экзамены, а тут, как на грех, нагрянула ревизия. Возможно, кто-то из недоброжелателей отца проведал о его поступке и сообщил вышестоящим властям. Естественно, недостача была обнаружена, отцу дали срок в две недели, чтобы ее покрыть. Такую сумму за две недели не собрать, а дать взаймы полковнику, который никогда не шел на сделку с совестью, никто не хотел. Напротив — все злорадствовали. Далее, аудитор объявил, что передает материалы ревизии в суд, полковника Зуева скоро арестуют. А там приговор, лишение мундира и прочее. Такого позора отец снести не смог.Поэтому, мой отец, полковник Зуев Кирилл Иванович заперся у себя в комнате и застрелился. А дальше… Пенсию, разумеется, матушке не назначили, из дома нас выгнали — он казенный. После похорон переехали в Кириллов — там у нас родственники, приютили на первых порах. Сбережения имелись, но небольшие. Продали все, что можно было продать. Слава богу, что удалось купить дом, нанять кухарку.
Мать всего за один год из красивой женщины превратилась в старуху. Я нашла место гувернантки в Кирилловском уезде, служила у двух хозяев пять лет, рекомендации были отличными. Потом переехала в Череповец, к Сомову. Господин Сомов платил хорошие деньги — двадцать пять рублей в месяц, а еще крыша и стол. Я могла отправлять пятнадцать рублей матери, чтобы та содержала дом и прислугу.
Забавно. Дочка трудится гувернанткой, чтобы у матушки была кухарка. Но кухарка в провинции не только стряпает, но и делает все хозяйственные дела по дому.
Безобразие. Вон, у меня, целого титулярного советника, прислуги нет, а у вдовы полковника, живущей без пенсии, есть.
— А друг отца не объявлялся? — поинтересовался я, в полной уверенности, что друг куда-то скрылся. На десять тысяч рублей можно неплохо прожить хоть у нас, а хоть за границей лет пять. А если скромно, то дольше. Десять тысяч рублей — почти тридцать тысяч франков. Читал как-то, что во Франции ферму можно купить за двадцать тысяч.
К своему удивлению услышал.
— Как не объявлялся? Приехал спустя полгода после смерти отца, отыскал нас, пытался вернуть деньги. Стоял на коленях, вымаливал прощения. Говорил, что ничего не знал, пребывал за границей, а когда вернулся, то было уже поздно. Матушка наотрез отказалась от этих денег, заявив, что принять не может, потребовала, чтобы десять тысяч были возвращены в военное ведомство. Матушке хотелось восстановить доброе имя отца.