Выбрать главу

Так вот и уселись — Анна Николаевна во главе стола, рядом Лена, а будущая теща рядышком. Ишь, сидит, да еще и заглядывает под стол. Что она там хочет увидеть? Или контролирует — не касаемся ли мы с дочкой друг друга ногами? Киндер гартен какой-то.

Так что, сижу как дурак, пью слабенький чай (крепкий, говорят, цвет лица портит) из стакана с подстаканником, закусываю ржаным бубликом (без варенья!) и не знаю, что бы такого этакого сказать для поддержания разговора? По крайней мере, о расследовании убийства в деревне Замошье говорить не хочется, равно как и об умыкании фельдфебелем Егорушкиным крестьянской девки.

Впрочем, Череповец нынче волнует более важная новость — следствие по делу господина Иннокентия Андреевича Фаворского — директора Череповецкой Окружной тюрьмы. И вот об этом деле мне нынче говорить можно, потому что это дело не мое!

— Иван Александрович, отчего расследование о злоупотреблениях в тюрьме ведете не вы? — поинтересовалась будущая теща.

— Потому что я, некоторым образом, заинтересованное лицо, — пояснил я. — Расследование инициировал губернатор, его поддержало… — я напрягся, но сумел вспомнить полное название, — Череповецкое тюремное отделение Новгородского комитета Общества попечительства о тюрьмах, членом которого я являюсь. Любой адвокат, защищая директора тюрьмы скажет — мол, Чернавский заинтересованное лицо, он мог и сфальсифицировать дело. У нас нужно учитывать не только дух, но и букву закона.

Тут я душой не кривил. Решение принимал Окружной прокурор господин Книсниц. Тоже, кстати, из числа членов благотворительного комитета, но у него имеется «отмазка» — Эмиль Эмильевич не участвовал в заседании, на котором выносился вопрос о проведении следствия, а дело в суде представит его помощник. И основанием для проведения проверки стало не только поручение из канцелярии губернатора, но и доклад мещанина Пятибратова — казначея Череповецкого тюремного общества и нашего некоронованного «сапожного короля». Среди его работников — Леонтий Васильевич не боялся брать к себе бывших заключенных, по чистой случайности, оказался бывший «сиделец» Окружной тюрьмы, поведавший хозяину о специальной камере с печкой для обжига керамических игрушек.

И судебный следователь Чернавский, с подачи которого все пошло, совершенно не при делах. А уж крестьянская девчонка, случайно нашедшая Дымковскую игрушку, даже нигде не упоминалась. К чему мне лишнее? Да и батюшка посчитал, что мне, для будущей карьеры, не стоит проводить следствие, если по делу проходит чиновник, состоящий в структуре МВД.

А я, по правде-то говоря, был очень рад, что имелись законные причины отмазаться от этого дела. Представил, сколько людей придется допрашивать! Есть директор — господин Фаворский, есть смотритель тюрьмы — коллежский асессор Афанасий Петрович Бухвостов, имеются офицеры тюремной стражи — четверо, есть и сама стража: внешняя, двенадцать человек и внутренняя — надзиратели, еще двенадцать. Я уже помалкиваю про арестантов, которых задействовали для изготовления игрушек.

Будущая теща поджала губы и сказала:

— Встретила сегодня господина Полозкова. Жалуется, что очень устал. И что ему пришлось снимать нумер в гостинице на две недели, а это дорого. Гостиницу ему оплатят потом, а пока приходится тратить деньги из собственного кармана.

А кто виноват? Виноват ее собственный муж, мой будущий тесть, говоривший и мне, и Лентовскому, что судебный следователь по Белозерскому уезду титулярный советник Полозков предпочитает сидеть в своем кабинете, а выезжать на место преступления не считает нужным. Тестюшка еще предлагал мне отправиться в Белозерск, поучиться у умного человека. Я слова статского советника Бравлина запомнил. Конечно, Георгий Николаевич потом извинился, говорил, что неправ. И коллега из города на Белом озере ни в чем не виноват. Но когда начинал думать, что кто-то просиживает штаны, пока я бегаю, как Полкан, за такое же жалованье, у меня начиналась амфибральная асфиксия. Проще говоря — жаба душит.

Вот пусть Полозков поработает.

Книсниц поначалу хотел поручить дело Литтенбранту — этот поближе, сумеет приезжать если не каждый день, так через день, но я отговорил. Напомнил, что Полозков тоже не простой следователь, а следователь-важняк, как и я, значит, имеет право вести работу по всему Судебному Округу, а Петр Генрихович лишь по своему участку.

Титулярный советник Полозков получил эту должность давно, еще тогда, когда Окружной суд располагался в Белозерске, а не в Череповце. А тут, вишь, суд переместили, а должность не отобрали.

Разумеется, можно бы задействовать и Литтенбранта, если бы Лентовский дал распоряжение о его прикомандировании в Череповец, но прокурор, выслушав мой довод о том, что Петр Генрихович недавно женился и не гуманно разлучать его с молодой женой, согласился на Полозкова.

Свой минус, разумеется, во всем этом был. Пока приказ из Череповца дошел до Белозерска, пока титулярный советник приехал, пришел в Окружную тюрьму с обыском, директор уже успел замести кое-какие следы. И камеру, служившую мастерской приказал привести в надлежащий вид, и печь для обжига игрушек сломать. Да и саму «Дымковскую игрушку» успели спрятать, или попросту выбросить. Жалко.

Когда мы беседовали с Книницем о вызове следователя из Белозерска, нечто подобное и предполагали. Но прокурор согласился, что принципиально это ничего не изменит. Камера все равно носит следы перестройки, от печки остался фундамент. Так что, от суда и лишения мундира Фаворскому не отвертеться.

Но у меня имелся и свой резон, личный, в чем-то и шкурный сделать доброе дело коллеге, ставшему мужем моей бывшей любовницы. Вряд ли мой Литтенбрант сумеет каждый вечер возвращаться в Нелазское. А где он будет останавливаться в это время? На гостиницу, после расходов на свадьбу, денег у него нет. И что, станет ночевать у меня? В том смысле — что у себя, коли это дом его супруги. Зачем он мне нужен? Это и кровать искать, и Нюшке лишнее беспокойство — коллегу и кормить надо.

И еще есть один момент, из-за чего я не хотел бы лишний раз встречаться с Петром Генриховичем. Как ни крути, но у меня есть некое чувство вины перед ним. Хотя, если подумать, так я ни в чем и не виноват.

Только подумал о Нюшке, как Анна Николаевна, словно бы подслушав мои мысли, спросила:

— Иван Александрович, вы довольны своей прислугой? Мне мои девушки сказали, что она молоденькая совсем, едва ли не девчонка.

— Девчонка, — согласился я. — Искал постарше и поопытнее, но где ее взять? Некоторые огрехи допускает, но очень толковая.

Нюшку пока надо хвалить, а испорченные штаны оставим за скобками. В принципе, штаны, пусть и с ржавым пятном, носить можно.

— Готовит выше всяких похвал, — продолжил я, — дом в чистоте содержит. Опыта маловато, но это искупается старательностью. Думаю, когда у нас с Леночкой… виноват, с Еленой Георгиевной будет свой дом, то Анну можно смело поставить не в горничные или кухарки, а управляющей. Ну, применительно к ее полу— экономкой. Все траты очень тщательно проверяет, приходо-расходную книгу завела. Грамотная девчонка, а арифметику лучше меня знает.

Дамы заулыбались. Правильно, как это крестьянская девка может знать арифметику лучше студента физико-математического факультета? И невдомек моим будущим родственницам, что говорил чистую правду.

— А сколько ей лет? — поинтересовалась тетушка. — Двенадцать или тринадцать? Не рановато ей в экономки?

— Четырнадцать, — ответил я. — Но Анна Игнатьевна, пусть и малолетняя, всех слуг застроит… В том смысле, — заторопился я разъяснять непривычный термин, — что заставит себя слушаться и соблюдать порядок.

Нюшка-экономка не только слуг застроит, но и хозяев, если понадобится. Но об этом я не стал говорить вслух. Неудобно же, если признаюсь, что кухарка мной управляет. С другой стороны — надо же ей на ком-то тренироваться перед тем, как управлять государством?