[3] Здесь ГГ опять вводит в заблуждение. Судно «Фрам» видел не он, а автор книги. Но «Фрам», как известно, не сумел достигнуть Северного полюса.
[4] Он был не только чиновником высокого ранга, но и поэтом, другом К. Н. Батюшкова. Будучи на лечении в Череповце, Остолопов написал поэму, где сравнивал собственное несчастье со смертельным ранением Багратиона на Бородинском поле. При всем своем сочувствии к вице-губернатору, эти раны не равноценны.
[5] Княгиня Екатерина Романовна Дашкова (в девичестве Воронцова) (1743–1810 гг.). Писательница, государственный деятель. Сподвижница императрицы Екатерины II, активная участница свержения с престола Петра III. Находилась одновременно во главе двух академий — Императорской Академии наук и художеств и Императорской Академии Российской. После восшествия на престол Павла I в опале. В 1797 годах находилась в ссылке в селе Коротово Череповецкого уезда.
Глава третья
Домовенок — террорист
Врать не стану, Натальи Никифоровны не хватает. И ее заботы обо мне, и вообще… Ну, вы все поняли. Но один несомненный плюс в отсутствии хозяйки имеется. Не отвлекаюсь на «посторонние» дела, служу и занимаюсь подготовкой к экзаменам. Я вообще герой. Но… я бы поотвлекался…
Зато теперь высыпаюсь, просыпаюсь даже не в шесть утра, а раньше, успевая до прихода Нюшки сделать все утренние дела и одеться, а не встречать девчонку, накинув халат поверх нательного белья. Не страшно, но неприлично. Это при Наталье я мог себе позволить расслабиться и распуститься, а при девчонке-подростке нельзя.
Сегодня даже успел сварить себе на спиртовке кофе. Подумал — а не стоит ли печку самому затопить, но не стал. Все-таки, теперь у меня есть прислуга, пусть и топит, а я лучше с утра немного померзну, так оно полезнее. А вот засов можно открыть, чтобы не бегать потом.
Ушел с чашкой кофе к себе, и принялся выполнять домашнее задание, заданное Леонидом Васильевичем — перевести с латыни две страницы записок Цезаря о гражданской войне. Афетов сказал, что если сумею перевести Цезаря и Вергилия, то можно считать, что латинским я овладел. С Цезарем кое-как получается, а вот поэзия пока не особо.
Зато, переводя записки Юлия Цезаря, еще раз понял, что мемуарам верить нельзя. Цезарь взваливает ответственность за развязывание гражданской войны в Риме на Помпея Великого и на сенат. А он сам, вроде и не при чем. Жаль, Помпей не оставил воспоминаний, было бы любопытно сравнить.
Мысли от древности переместились в реальность. Отчего-то перестала здороваться соседка Марья Иванна, та самая, которую застиг на «месте преступления», за кражей дров. Ладно бы, если она перестала здороваться после того случая, когда я заставил ее сложить мое имущество обратно в поленницу, так нет, здоровалась, как ни в чем не бывало. А вчера, когда мы встретились на проспекте, морду воротит, делает вид, что мы не знакомы.
— Иван Александрович, а чего вы дверь нараспашку открыли? — услышал я голос моей кухарки. Деревенская барышня сразу же принялась бурчать. — Снегу же в сени наметет. Он растает, сыро будет.
— О, домовенок Кузя пожаловал! — откликнулся я. — И вместо того, чтобы поздороваться с хозяином, ворчать принялся.
Домовенком Кузей Нюшку стал называть недавно. Нет, внешне она Кузю не напоминала — аккуратная, с косой, выбивающийся из-под платочка (чепчик, что выдала Наталья, был позабыт-позаброшен), а из-за ее постоянной ворчливости и бережливости. Купила толстую тетрадь (стребовав с меня десять копеек), начала вести приходо-расходную книгу. Укоряла — мол, надо расходы на месяц вперед планировать, а не так — мол, бери Анна деньги и покупай. Пришлось объяснять, что допрежь-то мне ничего планировать было не нужно. Платил себе денежку Наталье Никифоровне за кров и за стол, вот и все, а она уже сама и кормила меня, и поила. Откуда знаю, сколько мне придется потратить на муку, скажем, или на мясо?
Теперь Анна Игнатьевна поставила задачу с точностью до копейки определить — чего и сколько мне требуется на месяц, нельзя ли где-нибудь сэкономить?
Доканывает она меня сетованиями, что много трачу, что надобно экономить. Вот, зачем Иван Александрович заплатил три рубля за воз колотых дров? Сказал бы ей, она бы договорилась со своими мужиками из деревни, а те бы дрова привезли за рубль, а еще за рубль распилили бы и раскололи. Целый рубль выкинул понапрасну!
Нюшка не была жадной, просто она не любила переплачивать там, где можно купить дешевле. С чем-то согласен, с чем-то нет. На все сто согласился с тем, что хлеб лучше не покупать в лавке, а печь самим. Но это согласие дал, попробовав кусок хлеба, испеченный тетей Галей — то есть, Нюшкиной мачехой. Тот, что покупала Наталья в лавке, был неплох, но этот гораздо вкуснее. Договорились, что оплачиваю стоимость ржаной муки, а тетя Галя за это снабжает меня свежим хлебом. Получилось и на самом деле гораздо выгоднее. Печеный хлеб стоил полкопейки фунт, а я заплатил за мешок ржаной муки двадцать копеек, тем самым, обеспечив себя хлебом на три месяца вперед. Сэкономил, по Нюшкиным подсчетам, аж десять копеек! С ума бы не сойти от такой экономии. Не стал бы, конечно, заморачиваться, но повторюсь, что хлеб, испеченный в деревне Борок, был гораздо вкуснее.