Мы с Натальей сразу же отказались от любой прибыли, благородно переуступив ее в пользу девчонки. Вернее — отказалась хозяйка, а я уж так, покивал. Вещи, пусть и старые, но не мои.
Неугомонная Нюшка облазила весь дом, обшарила сараи и обнаружила множество интересных и полезных вещей, о которых сама хозяйка не имела представления — откуда они тут взялись? Возможно, от прежнего хозяина — брата Марьи Ивановны. Например — почему в сарае лежат какие-то старые ржавые цепи, чугунные сковородки, шкворни и еще какие-то железяки? Зачем им лежать без пользы, если можно железо сдать какому-то купцу, имеющему кузницы? Конечно, заплатят немного, по три копейки за пуд (если поискать, то другой купец и четыре даст), но тут пудов десять, а то и больше. А деньги на дороге не валяются. Разумеется, нужно еще подводу и грузчика нанять, но для этого имеется дядька Антип, который давно мечтает Нюшке чем-то помочь, да не знает чем.
Еще Анна Игнатьевна обнаружила на чердаке старые стеклянные бутылки — восемь ящиков. Пыль с вершок, некоторые с отбитым горлышком. Понимаю, что старое железо годится на переплавку, а вот кому нужна битое стекло? Оказывается — очень даже нужно. Опять-таки — много не выручишь, но рубля полтора-два заработать можно.
В общем, барышня из деревни развернула бурную деятельность. Надеюсь, что если не на корову, то хотя бы на сапоги для новоявленного братца заработает.
Но самую главную ценность моя будущая кухарка отыскала на чердаке — кипу старых журналов. Собиралась их либо для растопки печки приспособить, либо еще куда — типа, лавочнику по дешевке продать, чтобы картузы для крупы крутил, или на патроны пустил, но я, когда увидел — чуть не ошалел! Нарычал и на Нюшку, а за компанию на хозяйку. Мол — варвары вы, умеющие только разрушать. Собирались пустить на растопку «Труды Императорского Вольного Экономического Общества»! А здесь подборка с 1766 по 1776 годы. И состояние приличное. Жаль, что сверху голуби посидели, кое-какие экземпляры испортили основательно, но что взять с глупых птиц? Птица, она и есть птица, на нее даже обижаться нелепо.
Сам читать стану, потом отдам в переплетную мастерскую, и завещаю Череповецкой городской библиотеке.
— Так что там с девчонкой? — поинтересовался я.
— Эта козлуха сегодня в подпол лазала — картошку, она, видите ли, проверяла — не сгнила ли, не дала ли ростки? а еще свеклу и морковку. Вылезла, говорит — мол, Наталья Никифоровна, если не возражаете, я бы у вас половину купила. Ивану Александровичу до весны все не съесть, а раз вы забирать ничего не станете, то пропадет. А у нее, мол, в Борках, лишние рты появились, кормить надо. Но вначале она картошку переберет, много гнилой, и мыши погрызли. Я говорю — все равно пропадет, забирай так, бесплатно, а она только головенкой крутит — если вам угодно, по дешевке возьму, но за просто так — нельзя. Одно дело старое железо да стекляшки с тряпками, совсем другое — овощи. В них труд вложен.
Ишь ты, какая интересная девица. Хотя, она права. Согласен с Анной Игнатьевной, что ничего нельзя брать даром. Но если настаивают — то можно.
— А ты что? — заинтересовался я.
— А я рассердилась, полотенце взяла — мокрое, сушилось у печки, да и огрела вашу Анну Игнатьевну пониже спины. Говорю — сказано даром бери, значит, даром! А эта цаца, посмотрела на меня свысока и говорит — мол, в наш просвещенный девятнадцатый век бить прислугу, которая не может ответить — неприлично. Хотела я ее еще разок полотенцем огреть, но смотрю — хорохорится девка, а в уголке глаз у нее слезинки. И тут мне словно по сердцу резануло. Ты ж говорил, что она без матери выросла, а ведь и у меня такая же девчонка могла быть… Схватила Нюшку в охапку, обняла, сама принялась плакать. И она меня обхватила, прижалась. И вот, сидим мы, как две дурочки — большая и маленькая, и плачем.
Кажется, Наталья Никифоровна опять собралась плакать. Усадив хозяйку, уселся рядом, обнял ее и сказал:
— Ты молодец, все правильно сделала. Девчонка — та еще штучка, но мне ее тоже жалко. Ей ласки материнской не хватает.