— Вот-вот, — кивнул доктор. — Но вы, как я слышал, с поленом хорошо управляетесь. Так что, если опасность какая — так вы поленом. Но на человека полено не нацеливайте, вдруг стрельнет.
Я только головой покрутил. Кажется, это полено — и не полено, вообще-то, а чурочка, станет теперь преследовать меня всю жизнь. Или не всю жизнь, но очень долго.
Доктор закряхтел, ставая со стула. Направляясь к двери, сказал:
— Вот, вы про случайность заговорили. А я нынче на вызов к Карандышеву ходил. Знаете такого? Нет? Ну и не надо. Так вот — вроде, и не пьет человек, а брякнулся, голову ушиб.
— Сильно ушиб? — заволновался я.
— Так ничего страшного, — отмахнулся Федышинский. — Легкое сотрясение мозга. Правда — он что-то не договаривает, на подбородке-то у него синяк, словно кто-то в рыло приголубил. Пытать не стал, его дело, где ему в морду дали. Полежит с недельку, как синева под глазами сойдет, может и на службу идти.
Федышинский ушел, а я вздохнул с облегчением. Карандышев жив, сравнительно здоров, а самое главное — не дал на меня показаний, не написал на меня жалобы. Потом подумал, что я, все-таки, до сих пор живу старыми представлениями. Вот, что бы сказал титулярный советник, если к нему бы явился с проверкой травмы городовой? Мол — ударил его господин Чернавский за то, что хотел подложить ему свою жену в обмен за протекцию? Да и непохоже, чтобы здесь полиция реагировала на травмы.
Но что мне делать с делом Долгушинова? Тавтология, простите. Судя по всему, назревает глухарь. Стыдно. Но ухватиться не за что, как ни крути.
Глава пятнадцатая
Архивариус из Городской управы
В Череповецкой городской управе — двухэтажном доме с каланчой размещается несколько инстанций — и государственных, и общественных. На втором этаже заседает Городская дума, на первом — кабинет самого Городского головы Ивана Андреевича Милютина, в левом крыле располагается уездный исправник коллежский асессор Василий Яковлевич Абрютин, его помощник (в чине надворного советника!) и канцелярия. И все умещаются в двух кабинетах. Пристав и городовые, с которыми я чаще имею дело, нежели с их начальством, обитают в отдельное здание, который именуют то участком, то околотком.
Да, забыл упомянуть, что добрую половину Управы занимает городская библиотека. Особое здание для нее пока не отстроено — то денег нет, то подрядчик запил, то бревна, приготовленные для сруба и уже вывезенные из леса, вдруг взяли, да и сгорели.
По убийству старика Двойнишникова не было никаких зацепок. Городовые, как доложил мне пристав, прошлись по всем соседям, когда те очухались после праздников. Как я и думал — никто ничего не слышал и не видел. Ни про знакомых, ни про родственников неизвестно.
Список похищенных вещей мало что дал. Допустим, у кого-то увидели бронзовый шандал или часы-ходики, фарфоровую солонку — что в этом такого? Вещи, конечно ценные, но такими можно удивить разве что крестьянина.И примет никаких. Про старые сапоги или ложки, я вообще молчу. Разумеется, пристав представил список в канцелярию, отправили запросы по уезду, но, надо полагать, становые приставы поступят с этими запросами, как со всеми прочими — наткнут на гвоздь, где они и станут висеть.
Зацепиться не за что. Глухо, как в танке.
Что бы сделал следователь в моей реальности? Скорее всего, отправился бы в домоуправление, чтобы узнать — не прописан ли кто-нибудь в доме? Тот, кто кровно заинтересован в смерти Долгушинова. И поискал бы у нотариусов завещание старика. Как говорится — ищи, кому выгодно.
Я же решил начать с тутошнего ЗАГСА, чьи функции исполняет православная церковь.
Был в Благовещенском храме, заколебал там и настоятеля и дьячка, но они отыскали в Метрической книге запись о крещении Антипа Кузьмичева сына Двойнишникова, датированную седьмым декабря осьмсот двенадцатого года, рожденного от отца — череповского мещанина Кузьмы Васильева Двойнишникова и матери — мещанки Елизаветы Павловой. Копию я для дела снял, но что мне она дает? Только биографические данные.
В храме про убитого прихожанина тоже не могли ничего сказать. Раньше, вроде бы, службы исправно посещал, а нынче, по дряхлости, бывал редко, так что тут такого? Не он первый, не он последний старик, которому трудно стоять службу. А помер — так панихиду отслужим и похороним.
У нотариуса, что числился при нашем суде, никаких завещаний или духовных Двойнишникова не отыскалось. Да и нечасто мещане составляют завещания. Купцы и то редко. Так что, наследство покойного, если не отыщутся родственники, через год отойдет казне. И дом, и те деньги, что я сдал в казначейство на хранение. Если так, то я оправдал свое годовое жалованье.