Мавлюдов, услышав угрозу Малова, испугался, но руки его не выпустил.
— Если ты ударишь меня, закричу, — предупредил он, дрожа от страха. — Тогда тебе не избежать позора. Судебный пристав ночью, как вор, в чужом саду… Возможно ли такое? Да тебя прямо утром со службы вышвырнут!
— Своим криком ты привлечёшь внимание слуг Сибагата, которые уже рыщут по саду. Они прибегут сюда и…
— Они все будут моими свидетелями, — не дав договорить Малову, хихикнул Азат. — Когда я…
Он осёкся и замолчал, глядя в сторону дома.
— Ничего у тебя не получится, подонок, — прошептал Кузьма. — Если ты замыслил донести на меня моему начальству, то как собираешься объяснить своё присутствие в чужом саду? Ты ведь здесь тоже вопреки воле Халилова.
— Я скажу, что шёл за тобою по пятам, — нервно хмыкнул Мавлюдов.
— А почему не поднял тревогу, когда увидел, как я перемахнул через забор?
— Хотел проследить за тобой и выяснить причины, приведшие тебя в сад поздней ночью. А ещё…
Он не договорил. Совсем рядом послышались шаги шедших по саду людей и их приглушённые голоса. Малов стряхнул руку Мавлюдова и заломил её ему за спину.
— Ты-ы-ы… Что ты делаешь? — перепугался тот, подумав, что Малов собирается ударить его.
— Я? Я жду слуг Сибагата Ибрагимовича, — ответил Кузьма спокойно. — Ты потерпи немного, они скоро уже подойдут.
— Ты-ы-ы… ты чего задумал? — ужаснулся Мавлюдов. — Ты-ы-ы…
— Я задумал передать тебя им с рук на руки, — усмехнулся Малов. — Вот я и скажу им то, что собирался сказать ты, а потом доказывай Халилову и своему начальству, что не верблюд. Тебе всё равно не поверят.
— Кузьма, всё, бежим, — заюлил Азат, отлично понимая, что будет, попади он сейчас в руки Халилова. — Уносим ноги, Кузьма, нам обоим несдобровать, если нас застанут здесь слуги.
— Вот так-то лучше, — отпустив его руку, сказал Малов. — Только запомни наперёд, слизняк: лучше не становись больше у меня на пути. Могу не заметить и раздавить подошвой!
— А ты всё равно останешься в проигрыше, Кузьма, — сказал Мавлюдов, хватаясь руками за забор. — Мадина никогда не будет твоей.
— Это мы ещё поглядим, — прошептал Малов, оглядываясь.
— Тебя Халилов прогнал с глаз долой, этого тебе мало? — позлорадствовал Азат, перекинув через забор ногу.
— Это он погорячился, — берясь за забор, сказал Кузьма. — Пройдёт немного времени, и старик остынет.
Он легко перемахнул через высокую преграду и посмотрел на Мавлюдова, который всё ещё сидел на заборе, не решаясь спрыгнуть.
— И не надейся… Старик выполнит то, что я ему скажу, понял? — говорил Азат, спрыгнув-таки вниз и поспешив за Маловым подальше от забора. — А ты… Как ты думаешь, Кузьма, приветливо ли будет относиться к тебе старик Сибагат после того, как ты, именем закона, опишешь и подвергнешь аресту его имущество?
— Так это ты всё подстроил, подлец? — обернулся Малов. — Это с твоей подачи меня назначили идти в дом Халилова с арестом?
— Теперь ты мне совсем не страшен, Кузьма! — уже громко рассмеялся Мавлюдов, когда они отошли от забора на безопасное расстояние. — Хоть ты ростом и огромен, зато умом убогий. Мадина никогда не будет твоей, она возненавидит тебя, и конец вашей любви! Ха-ха-ха…
Потеряв над собой контроль, Малов в ярости бросился на мерзавца. Он схватил его за горло, а правую руку, сжав в кулак, занёс над его головой для удара. Перепуганный насмерть Мавлюдов весь сжался, издал какой-то писк и…
Кузьма брезгливо отшвырнул его в сторону и, борясь с бушующей внутри яростью, не оглядываясь, пошел в направлении своего дома.
11
Митрофан Бурматов сидел в вагоне, уныло глядя на проносящиеся мимо пейзажи. От долгого нахождения в пути сильно болела голова. По мере того как поезд приближался к конечному маршруту его поездки, усиливалось напряжение у него в груди.
Наконец, поезд прибыл на железнодорожную станцию города Уфы. Дотащив чемодан до вокзала, он вышел на привокзальную площадь и поймал извозчика. Головная боль усиливалась, вызывая приступы тошноты, и Митрофан едва сдерживался, чтобы не застонать.
Оставив вещи в гостиничном номере, Бурматов спустился по широкой лестнице в ресторан, занимающий чуть ли не весь первый этаж. Огромный зал был наполовину пуст. Зашторенные окна придавали помещению уютный полумрак. Приглядевшись, Митрофан заметил сидящего за уединённым столиком слева человека и, довольно улыбнувшись, направился к нему.
— Шампанского? — предложил мужчина, когда Бурматов уселся за столик напротив.