- Обменять изволили!
- Знаю.
- Позвольте получить?
- Триста рублей, ни копейки менее, - заявляю я и выпроваживаю вон с моей шляпой.
Проходит еще томительных полчаса, и горничная со шляпой и пакетом с тремя радужными является снова. Я возвращаю шляпу.
- Да ты, Федя, гений! - порывисто произнес Антон Антонович, - выпьем, ты мне плесни в чайный стакан - вместе хочу.
Федор Николаевич начал наливать водку.
Чековая книжка
(из жизни петербургского темного люда)
Встретился на днях с приятелем, который знает чуть не пол-Петербурга и посвящен почти во все закулисные тайны, как крупных, так и мелких столичных "дельцов".
Разговорились о том, о сем и между прочим о частых крахах петербургских банкиров.
- Конечно, заметил я, платится одна легкомысленная провинция...
- Нет, не скажи, - перебил он, - многие держат деньги у этих, с позволения сказать, банкиров и на вкладах и на текущем счету, соблазняясь высоким процентом, а иные имеют от них чековые книжки для разного рода кунштюков... С ними они обделывают свои делишки и пускают пыль в глаза...
- То есть как?
- Да так... Вносите вы, положим, в такую банкирскую контору тысячу рублей, вам контора выдает квитанцию в этой сумме и чековую книжку, на которой не обозначена сумма вашего вклада... Квитанцию вы запираете в ваш письменный стол, а книжку чеков кладете в карман и вы... капиталист... Вы берете по чекам деньги, выбираете даже все, но квитанция, а главное, чековая книжка остается у вас и вы все-таки... продолжаете быть капиталистом...
- Даже когда по этой книжке не выдадут больше ни гроша?..
- Даже когда не выдадут ни гроша... Да вот, вы знаете Z?
- Это комиссионера?.. Знаю, видал... он живет на Стремянной...
- Он самый, но вы ошибаетесь, он не может называться комиссионером в обыкновенном значении этого слова, он, поднимайте выше, делец... у него что месяц, то один проект грандиознее другого, он всегда окружен если не большими капиталистами, то во всяком случае состоятельными людьми, месяц-два безусловно верящими в его финансовый ум вообще и в его проекты: "Товарищество на паях для добывания олова на Мурманском берегу" и "Акционерное общество копчения свиных туш в Тамбовской губернии для экспорта за границу", в особенности... Но это между прочим... Я отвлекся от нити рассказа...
Вот у этого самого Z всегда есть чековая книжка какой-нибудь банкирской конторы и на нее он зарабатывает хорошие деньги... Пригласит к себе обедать какого-нибудь еще не разочаровавшегося в нем будущего "пайщика" в деле "добывания олова" или "копчения свиных туш". Обед - надо отдать справедливость - всегда хороший, с шампанским, в седьмом часу вечера. Вдруг за обедом подает лакей, - пройдоха тоже парень, телеграмму, всегда одну и ту же - тщательно ее сохраняют... Z развертывает и читает: "Немедленно выезжайте курьерским, Москва, жду". Z за бумажник, там оказывается каких-нибудь двадцать-тридцать рублей...
- Каково, положение! - восклицает он. - Надо сейчас же ехать в Москву, а денег нет... Дайте, голубчик, триста - четыреста рублей, а я вам напишу чек на банкирскую контору - завтра в 10 часов получите... Приди телеграмма, - будь проклята наша почта, - двумя-тремя часами ранее, получил бы сам, а теперь контора закрыта...
Еще не разочаровавшийся гость, будущий "пайщик", вынимает деньги... Z вырывает чек из книжки и пишет сумму и, выпроводив гостя... остается дома, приказывая лакею несколько дней говорить обедавшему с ним, что он уехал в Москву...
Через известное количество дней он, наконец, принимает своего нового кредитора, бросается к нему навстречу и не дает выговорить слова...
- Простите, ради Бога, мою рассеянность, чек с вами...
- Со мной, по нему ничего не выдали, так как деньги ваши уже все получены, - подает кредитор чек.
Z быстро рвет его.
- Из ума вон... совсем из ума вон, что денег там нет... Просто от этих дел голова идет кругом... Уж вы меня извините, голубчик, что заставил вас понапрасну проехать в контору...
- Ничего, ничего... - заставляет тот, думая, что сейчас получит свои деньги... Ничуть не бывало.
- Завтра завезу вам с благодарностью, - заставляет Z, и это завтра продолжается до последнего "судного дня"... Так и живет... да еще как живет - припеваючи... Только частные крахи контор вводят его в хлопоты: приходится добывать и вносить деньги на время в другую контору для получения чековой книжки... - заключил рассказчик.
Выигрышный билет
(Петербургская быль)
Павел Петрович Маслобойников был вдовец.
Человек еще далеко не старый он служил бухгалтером в одной из петербургских банкирских контор и получал обеспечивающее его содержание.
Имея, кроме того, небольшой капиталец, он жил припеваючи.
Детей у него не было. Жениться второй раз он не намеревался, хотя среди знакомых, и маменек, и дочек, он считался завидным женихом, и его в силу того еще радушнее принимали.
Павел Петрович посмеивался себе в ус и пользовался выгодами своего положения.
Двумя отличительными чертами характера моего героя были деликатность и скопидомство.
Последнее выражалось в отношении всех лиц, с ним так или иначе сталкивавшихся, независимо от того или другого их положения. Даже с единственной прислугой своей, кухаркой Марфой, он не иначе обращался как на "вы", величая ее Марфой Силантьевной.
Марфа Силантьевна была разбитная солдатская вдова, лет сорока, дородная и красивая баба, давно уже жившая по местам в Петербурге, оставившем на ней, вместе с промозглым запахом цикория, особый отпечаток, свойственный лишь истой "петербургской" прислуге.
Жила она у Павла Петровича лет около десяти, поступивши еще при жизни его супруги, и почти три года его вдовства бесконтрольно вела его небольшое хозяйство.
Нравственности она была безукоризненной и, хотя любила позубоскалить с соседней прислугой и дворниками, но никакого "двоюродного брата" или просто "унтера" на кухне Павла Петровича не появлялось.
- Если в закон вступить, - оно пожалуй; а то что так публику-то пугать, - отвечала она на вопросы по этому поводу.
Павлу Петровичу и его интересам она была предана фанатически, и товарищи его даже смеялись над ним, говоря, что он держит из экономии влюбленную в него кухарку; да и на самом деле - малейшая шутка с ней Павла Петровича доставляла ей видимое удовольствие, и по лунообразному ее лицу разливалась масляная улыбка.
Живя тихо и скромно, она успела скопить себе на выигрышный билет внутреннего займа, и Павел Петрович сам купил ей его в своей конторе; два раза в год после тиража Марфа Силантьевна, подавая барину самовар, озабоченно спрашивала:
- А что, батюшка, Павел Петрович, на мою сиротскую долю ничего Бог не послал?
Оказывалось обыкновенно, что не послал.
Номер билета был записан у Павла Петровича.
Так мирно текла их жизнь, и лишь за год до описываемого мною события Марфа Силантьевна была встревожена известием о пожаре, посетившем ее деревню, и о том, что дом ее родителей сделался жертвой пламени.
Привез это известие ее шурин.
Поговорила об этом с барином во время утреннего чая, потужила, поохала, отписала в деревню - и все пошло по-прежнему.
Однажды, на другой день тиража, просматривая в конторе таблицу выигрышей, Павел Петрович был поражен: на билет Марфы Силантьевны пал главный выигрыш в двести тысяч.
Павел Петрович задумался.
- Славная она баба, - рассуждал он, возвращаясь домой из конторы, простая, добрая, хорошая из нее жена выйдет...
- Двести тысяч - это ух какой капитал, а в хороших руках много с ним сделать дел можно, - мелькнуло у него в голове.
Он вернулся домой. На встретившую его Марфу Силантьевну он посмотрел как-то особенно нежно.
- Ну что, королева, обед готов, - взял он ее за подбородок.
- Готов, мигом подаю, - зарделась Марфа Силантьевна.
Весь вечер просидел у себя в кабинете Павел Петрович, раздумывая, сказать ли Марфе о выигрыше и потом предложить ей руку и сердце, или же сперва жениться, а потом сообщить.