Куда более ценными были трофеи нематериальные, то есть — полученный в бою опыт. Правда, меня до уровня не дотянули даже обе прошедшие схватки, зато почти все участвовавшие бойцы получили по уровню. И если еретики и мстители просто улучшили свои характеристики, то Ставр получил Мастера Воздуха. И, в принципе, это было вполне логично, если учесть, что свои стрелы он периодически усиливал именно «Вложением стихии (ветер)», увеличивая шанс на критическое попадание.
Культисты также усилились. Тут никаких неожиданностей не было. Вторичные навыки белой магии распределились вполне равномерно и достаточно разумным образом. Отдельно порадовал Велемир, получивший доступ ко второму уровню Белой магии. Правда, заклятий для этого уровня у меня еще нет, так что придется покупать свитки, чтобы столь ценная возможность не пропадала зря. Но само улучшение — не может не радовать.
Когда свежевание добычи было закончено, я приказал двигаться дальше. Конечно, мои маги были почти пусты, но, в конце концов, я предполагаю не битву, с дипломатические переговоры. Нехватка подвижных бойцов в условиях степной открытой местности дает о себе знать все сильнее. Да и при штурме Ветровска сфено с их умением просто перелететь через стену могут быть более чем полезны. Конечно, бросать девушек в прямой штурм на копья и стрелы городской стражи — было бы неуместной глупостью и расточительством, а вот устроить демонстративный штурм, и, пока обороняющиеся спешно усиливают оборону в одном месте — перебросить разведывательно-диверсионный отряд в другом — может вполне неплохо сказаться на уровне моих потерь.
Конечно, все это пока что не более, чем маниловские мечтания… Но, чтобы они таковыми не остались — необходимо стремиться к их воплощению. Так что — собрались и пошли.
Дальнейший путь к шахте не был отмечен какими бы то ни было происшествиями. Даже Фабрис добрался до мастерской гремлинов без проблем и встреч с противником. Там, где принял свой последний бой рыцарь Эдриан, оборотень обнаружил только самого рыцаря, которого кочевники сочли слишком сильно израненным чтобы тащить с собой в качестве пленника, и с дюжину ободранных до исподнего трупов как соратников рыцаря, так и самих степных воинов, брошенных в общую кучу.
Увы, но кочевники оказались правы. Несмотря на все усилия Кароля, рыцарь Эдриан умер, успев только рассказать, что двух мальчишек-аколитов степняки похватали арканами и увели с собой, но почему-то не стали гнаться за остальными беженцами, видимо, посчитав, что те успеют переправиться через Великую реку.
Фабрис с тоской посмотрел в ту сторону, где на каменно-твердой земле еще виднелись следы подкованных копыт, но не стал даже спрашивать у меня разрешения на преследование. Пешком преследовать конных лучников было бы откровенной глупостью. И я с ним был полностью согласен, как бы мне не хотелось усилить свои войска двумя культистами и наложить лапу на снаряжение рыцаря, в котором наверняка были один-два артефакта. Так что отряд Фабриса двинулся к первоначальной цели. А в качестве вторичной цели я поставил перед оборотнем задачу собрать и вывезти на наш берег Великой реки максимальное количество разбежавшихся крестьян. В конец концов, налогоплательщиков много не бывает. А уж если среди них окажутся еще и ремесленники…
Тем временем, мы уже практически дошли до самоцветной шахты. Возле того места, где лежал на мели кнорр, я остановил отряд и на последние остатки маны наложил на себя Доспех разрушения и Удачу, в надежде на то, что эти два заклинания позволят мне выжить под взглядами сфено. А также я обвязался веревкой, которую нашли в своих рюкзаках охотницы, и потребовал, чтобы, если переговоры пройдут неудачно — получившуюся статую меня в полный рост вытащили и разбили, поскольку было у меня смутное сомнение в том, что система примет «окаменение» как «смерть». А стоять в собственном замке в виде статуи… Нет уж, лучше — на перерождение.
Закончив с приготовлениями, я приказал бойцам оставаться на месте и двинулся к шахте.
Как я и думал, бывший экипаж кнорр убежал недалеко. Статуй у входа в самоцветную пещеры — существенно прибавилось. Возле одной из них, изображавшей молодого парня в моряцкой одежде, пытающегося закрыть искаженное ужасом лицо руками, я остановился.