— В чистом поле нас сомнут. Там три воина, а у нас — только один.
— Один? — удивился Пьен.
— Отступников я особо не считаю, — покачал головой я. — А феечек — тем более. Какой из себя воин ты — мы уже выяснили… — Пьен сжал рукоять своего меча. Второй я жесточайшим образом отобрал у мальчишки и запихнул в свой инвентарь. Так я, по крайней мере, был почти уверен, что он не порежется. — Ну а я сам… Крестьянина я одолею. Может быть. Наверное. Но вот вступать в схватку с воином… М-дя. Можно, конечно. Но только если не интересует результат.
— Но… — начал снова Пьен.
— Зато у нас есть преимущество, — продолжил я. — У нас есть аж два мага, и трое из нас будут неплохо себя чувствовать в Искажении. Так что — дадим им разделиться, ведь кого-то они точно оставят охранять телеги, и углубиться подальше в Искажение. И только потом — атакуем. Оставленных у телег — попробуем взять живыми. Подданные мне пригодятся. Ну а потом… Бой в Искажении — расклад в нашу пользу. Уж времени на несколько Стрел Хаоса Джонас под регенерацией мне там выиграет.
— Но если он захватит Место Силы… — начал было Пьен.
— Не захватит, — усмехнулся я. — не думаю, что там достаточно «пришел, увидел, захватил». Скорее — есть там какая-то еще пакость, разбираться с которой лучше, не имея на плечах чужих воинов.
Между тем комедия «У моста» продолжалась. Рыцарь схватил одного из крестьян за шкирку и пинком отправил на мост. Тот двинулся вперед, выставив перед собой косу, ничем не отличавшуюся от тех, которыми были вооружены наши отступники. Первый доброволец отчетливо припадал на правую ногу. Издалека мне было не очень хорошо видно, но думаю, оружие в его руках ходило ходуном от страха. Следом еле ползли еще двое. Окровавленные повязки на них были заметны даже с такого расстояния. После этого передового отряда, который так и тянуло назвать «инвалидной командной», двигались основные силы: более-менее здоровый крестьянин и два воина. В арьергарде, прикрывая тылы, гордо выступал обладатель крепчайшего доспеха и лучшего оружия в этой компании — остававшийся пока безымянным рыцарь.
К тому времени, когда мы добрались до моста, захватыватели чужого замка уже скрылись из виду. Тем лучше. Я во главе своих воинов подошел к сжавшимся на телегах крестьянам. Те уже успели оценить расклад сил: на них обоих хватило бы одного Джонаса. К тому же мораль у них и так уже была в зоне паники.
— Жить хотите? — спросил я, помахивая крозиусом.
— Д-д-да… — проблеяли крестьяне.
— Клятву, — без пояснений произнес я. Впрочем, поняли меня правильно.
— Клянемся служить верно и преданно… — дрожащими голосами стали произносить пленные. Пришлось подбодрить их Воодушевлением, иначе процедура принесения клятвы затянулась бы до самого появления их прежнего сеньора.
— Отлично. Принято, — усмехнулся я, наблюдая, как в их характеристиках надпись «крестьянин» сменяется на «отступник». Теперь так… Вы все, — обратился я к отступникам, как прежним, так и новым. — Оттаскиваете телеги подальше от моста, и ждете приказаний. Если случится что-то непредвиденное, и на вас выйдет кто-то еще — бросайте телеги нафиг, и прячьтесь в развалинах. Феечки вам помогут. Фома, — кивнул я затянутому в старых доспех Джонаса метателю, — за старшего. Юкио, — обратился я к старшей феечке. — Феечек — оставляю на тебя. Когда я вернусь — вас должно быть шестеро.
— А если будет больше? — поинтересовалась Акеми.
— Чем больше — тем лучше, — ответил я.
На мост мы вступили втроем. Признаться, я немного ожидал, что с рыцарем и его свитой мы встретимся еще на мосту, в крайнем случае — где-то в ближней к острову его части. Но нет. Мы спокойно пересекли мост, и даже сумели немного отойти от обрушенных ворот.
Что сказать? Замок был не «загородным жилищем аристократа», а готовой к осаде крепостью. На узкой улочке один воин мог сдерживать множество противников. И то, что стены по сторонам лежали в руинах — сути и смысла сооружения не меняло.
Когда рыцарь и его команда показались возле ворот, я понял, почему они потратили столько времени. Двигались они в прежнем порядке, то есть — впереди покалеченные крестьяне, а сзади — рыцарь.
— Кто ты такой и как смеешь нападать на моих людей!? — вопросил рыцарь, приняв позу, которая ему самому, наверняка казалась гордой и даже в чем-то величественной.
Прежде, чем отвечать, мне пришлось потратить несколько секунд на то, чтобы справиться с гомерическим хохотом.
— Я — Кайларн, — блеснул я Кольцом Лорда, — новый владыка этих земель и подданных. Преклони колено передо мной, принеси оммаж [15], и я забуду эту нелепую попытку бунта.
Признаться, какое-то время мне казалось, что рыцаря хватит удар, и он избавит меня от необходимости возиться с собой, так побагровело его лицо за решеткой забрала.
— Убейте! Убейте их всех! Я желаю видеть их головы на кольях!!! — заорал он, и его «славное воинство» двинулось вперед, покачиваясь как от прежних ран, так и в волнах анизотропии искаженной реальности.
— Джонас, сдержи их, — приказал я, полюбовавшись, как возле его ника возникает значок «Выполняющий приказ». — Пьен, на тебе — лечение.
На этом возможные команды закончились, и мне осталось командовать только собой.
Я взмахнул крозиусом. Стрела Хаоса, оставляя в воздухе отчетливый рдеющий след, описала петлю Нестерова, по широкой дуге обогнула голову Джонаса, и ударила в одоспешенную грудь рыцаря.
«Стрела Хаоса нанесла 48 единиц урона» — бесстрастно информировала меня Система. Полоска жизни рыцаря дернулась практически незаметно.
— Ха! — заорал приободрившийся рыцарь. — Жалкий колдунишка! Смотри как надо!
Рыцарь поднес меч ко лбу и пробормотал молитву. Ну, что сказать… Стрела духа, базовое боевое заклятье Белой магии, да еще в исполнении Рыцаря, не отличающегося высокой Силой Магии (иначе — фиг бы ему, а не носить тяжелые латы), не должна была снять много хитов. Но едва стоящему на ногах крестьянину, в которого она ударила, описав в воздухе замысловатый вензель, повинуясь изгибам искаженного пространства — хватило.
— Смотрю, — флегматично согласился я. — И мне даже нравится то, что я вижу. Давай-ка еще раз: глядишь, мне и не придется самому вас убивать!
Разумеется, откат у меня закончился раньше, и вторая Стрела Хаоса выбила еще 69 хитов из широкой рыцарской груди. Ответная же Стрела Духа попала. И даже попала в Джонаса, немного разминувшись с рукой правого из воинов светлой стороны. Но регенерация, обновленная Пьеном, пережевала нанесенный урон, не поморщившись. Не поморщился и сам Джонас, весело помахивающий булавой. И так невысокая из-за пребывания в Искажении, и, как я подозреваю, «талантов» командира, мораль противостоящих воинов просела при виде неуязвимого противника. Крестьяне же… Один из них сунулся вперед, получил удар булавой в грудь и отлетел к стене, где и улегся поудобнее, дожидаясь конца сражений. Второй же и вовсе, схватился за перевязанную голову и отполз в сторону. Воины же продолжали натиск, но делали это совершенно без огонька, и взмахивали мечами все реже и медленнее, явно дожидаясь: чем закончится магическая дуэль предводителей.
Вот тут у рыцаря был шанс. Если бы он забросил магию, и с боевым кличем ринулся вперед, увлекая за собой своих воинов — у него был небольшой шанс стоптать Джонаса и добраться до меня прежде, чем закончится не столь уж и длительный откат. Но, вместо этого, уверившийся в моей магической слабости, рыцарь решил поиграть в мага, и сам дожидался отката своей Стрелы духа. Естественно, у меня заклятье опять откатилось раньше. Третий раз направляя крозиус на врага, я был уверен, что это — последний удар этой схватки. И, как ни странно, на этот раз я оказался прав.
«Стрела Хаоса наносит 342 единицы урона. Рыцарь Элайя мертв».
— Н-ну? — обратился я к выжившим противной стороны.
— Милорд Кайларн предлагает безоговорочную капитуляцию, — перевел Пьен.
Вскоре еще четыре точки на карте сменили цвет с красного на зеленый, а классы «Пехотинец» и «Крестьянин» — превратились в «Еретика» и «Отступника» соответственно.
— Уходите с острова, — приказал я новым вассалам. — Найдете в руинах отступника Фому или феечку Юмико — и будете выполнять их приказания, пока я не вернусь! Пьен, мана еще есть? — тот с сомнением кивнул, и я передал ему предпоследний фиал с малым эликсиром маны. — Подлечи этих, — я кивнул в сторону с трудом стоящих на ногах бывших крестьян, а ныне — отступников.