— Вы уговорите этих добрых, хотя и прозябающих во мраке, людей построить вам хотя бы хижину, которую можно будет называть храмом, и будете вести службы и проповеди там. Бродячие проповедники мне не нужны, — твердо сказал я.
Девушка удивленно посмотрела на меня. Кажется, она ожидала чего-то унизительного, а то и невыполнимого. И такое простое условие ее поразило.
Между тем, под присмотром Арисы и охотниц, бравые парни вытащили из роскошного для крестьянской семьи дома вещи, наличие которых у мирного земледельца было… маловероятно. Роскошная одежда, местами — продырявленная и окровавленная, сундучок с драгоценными камнями (2 меры самоцветов), мешочек с золотом (3251 монета), и даже несколько мешков серы (5 мер) … Признаться, я рассчитывал на большее… но, видимо, основную часть скупленной добычи перекупщик уже успел отправить дальше, а полученную выручку — то ли вложил в дело, то ли банально пропил. По рассказам главаря разбойников, Вавила вел образ жизни, далекий от аскетизма и подвижничества.
— Ох! Это же малушкино кольцо! — крикнула одна из женщин, наблюдавших результаты обыска, показывая на дешевенькое медное колечко, почему-то затесавшееся среди драгоценных украшений.
— Малушкино? — я вопросительно посмотрел на опознавшую украшение.
— Малушка… Дочка василокова… — всхлипнула женщина, не отрывая взгляда от простенького украшеньица.
— Которую изнасиловали и убили? — уточнил я.
— Да-а-а… — женщина горько зарыдала. Видимо, то ли к прежнему старосте, то ли к его семье она испытывала какие-то серьезные чувства.
— Думаете, еще что-то нужно доказывать? — поинтересовался я у проповедницы. Та отрицательно покачала головой.
— А если бы… — начала она, сбилась, но потом набралась решимости: — …если бы он вспомнил бы Символ Веры… Что бы вы сделали?
— Отпустил бы его. Под ваше поручительство и с вами, конфисковав имущество. Тем самым, — я усмехнулся, — Вы бы своими руками ославили Церковь Света как покровительствующую душегубам и убийцам, ведь эти люди — я махнул рукой в сторону явно жаждущих продолжения шоу селян, — хорошо знают, кто такой Вавила Гнилоцвет на самом деле. А вы вряд ли дошли бы хотя бы до половины дороги к Ветровску. Красивая молодая девушка, да еще при деньгах, — я оценивающим взглядом прошелся по ее «простому» платью, на которое ушел материал, чья стоимость была по крайней мере сравнима с дневным доходом моего феода, и это не считая работы, — в обществе убийцы и насильника…
Девушка покраснела и отвела взгляд.
— Это подло… — прошептала она.
— Никто вас не заставлял бросаться на защиту душегуба, — пожал плечами я. — Вздернуть его.
Вавила вяло дергался, попытался пригрозить гневом Гильдии… (Это могло бы позволить ему протянуть подольше… в общении с такими знатоками походно-полевого допроса, как Ставр и Фабрис. Конечно, если бы я не был уверен, что знает он, в лучшем случае, — посредника в Ветровске, которого уберут гораздо раньше, чем я до него доберусь). И, что было совсем уж актом отчаяния, попытался воззвать к односельчанам. Последняя попытка была оценена селянами по достоинству: свистом, и выкриками с рекомендациями относительно того, как именно следует отправить данного индивидуума на свидание к обитателям Инферно, с которыми он, по мнению соседей, явно состоял в близком родстве. Некоторые предложения вполне могли бы заинтересовать даже гемункулов. Было в них некое… очарование непосредственности, и небанальный, творческий подход.
К сожалению, реализация большинства предложений задержала бы нас тут дольше, чем я мог себе позволить. Так что пришлось ограничиться простейшим вариантом: Вавилу поставили под деревом, через ветку которого перекинули веревку со скользящей петлей, накинули эту петлю на шею скупщику, и не спеша подняли его вверх. В отличие от классического варианта казни, с выбиванием подпорки из-под ног, данный обеспечивал не милосердно-быструю смерть от перелома шейных позвонков, но медленную смерть от удушья. Народу понравилось. По крайней мере, моя репутация поднялась как в глазах лордов Инферно, так и в глазах местных жителей. Когда же судороги казнимого прекратились, и приложенная раскаленная кочерга не вызвала иной реакции, кроме поплывшего запаха жареного мяса, система сообщила мне о получении очередного достижения.
«Получено достижение: «Слово и Дело 2 уровня». Вы наглядно показали, что являетесь Властью. Вероятность получения доносов увеличена на 10%. Но вот разбираться с истинностью этих доносов вам придется самим».
Пока зрители любовались на повешенного, которого я приказал оставить в таком положении до заката, а потом — тихо и скромно прикопать, готовили обоз с конфискатом в замок, и выясняли между собой, кто займет освободившееся подворье, я подошел к старосте, и намекнул ему, что буду недоволен, если у девушки не получится выполнить порученную ей миссию.
— Бесплатно? — вздохнул Афанасий.
Я пожал плечами, показывая, что то, сколько они сдерут с проповедницы — меня никоим образом не касается. Лишь бы смогла заплатить. Это вызвало преобразование тоски в глазах старосты в радостную улыбку и предвкушение поживы. Видимо, он, как и большинство ему подобных, скорее готов был поклоняться Свету в его земном воплощении — то есть Золотому Тельцу.
Удалиться, не узнав имени столь … позабавившей меня собеседницы показалось мне неправильным. Девушка, в ответ на мой вопрос, поколебалась, но все-таки произнесла:
— Сестра Аминта [6], а вас как зовут?
— Кайларн, — спокойно ответил я.
— Кайларн… и все? — многие феодалы предпочитали добавлять к своему имени громкие, грозно звучащие эпитеты.
— И все, — я кивнул. — Предпочту, чтобы меня прозвали другие, чем изобретать громкое и пафосное прозвище самому.
— Вас назовут Жестоким, — предрекла мне Дева Света.
— Эти двенадцать имен своих не назвали [7], — пробормотал я, вызвав удивленный взгляд проповедницы. — Я совершенно не против.
Когда мы удалились от хутора, ко мне подошел Джонас.
— Милорд… почему? — он затруднялся с формулировкой, но я его понял.
— Изгнав, а то и казнив эту девчонку, я бы не получил ничего, — на ходу покачал я головой. — Зато, превратил бы ее в мученицу, а распространяемые ей идеи — в несомненную истину. А теперь… Люди будут помнить, как она защищала душегуба Гнилоцвета. Это ей не раз еще припомнят. Зато хутор с храмом…
— Это уже село! — дошло до еретика.
— Именно, — кивнул я. — И налоги с него будут уже другие. Да и, глядишь, таверну построят, или еще чего…
— Бордель, к примеру, — улыбнулся глава моих еретиков.
— Почему бы и нет? — усмехнулся в ответ я.
— Но как же отношения со своими? — отсмеявшись воображаемой картине соседства храма и борделя, спросил Джонас. — Там будут недовольны таким подходом.
— «Там», — подчеркнул я это слово, — будут недовольны в любом случае. Если ты думаешь, что среди небожителей все поголовно будут счастливы появлением нового собрата, а среди иерархов — полно желающих поделиться со мной паствой, и, следовательно — доходом и властью, то ты лучше так не думай. Место под Солнцем нам еще придется выгрызать. И пока я буду сражаться в этой битве подколодных гадюк, крайне желательно, чтобы в Империи меня считали глуповатым и неопасным, а на мой домен — не отправляли Святые походы, и молодых, горящих желанием прославиться, героев.
— Но все-таки, не лучше было бы, если бы там проповедовал наш жрец? — заинтересовался Джонас.
— Ты видишь вокруг избыток проповедников, которых можно было бы туда отправить? — поинтересовался я.
Джонас оглянулся. В отсутствие Палат Вихрей в моем отряде, вполне ожидаемо, не было ни одного культиста.
— Нет, но… — Джонас замолчал, поняв, что собственно, не знает, что сказать.
— Архитектор судеб… — решил я провести небольшую проповедь, — …не нуждается в МАССЕ верующих. Ему нужны те, кто стремится из массы выделиться. Будь то колдовством, поиском знания или же коварными манипуляциями. Но прочих тоже нужно… духовно поддерживать. И тут церковь Света — не хуже любой другой. Хотя, нет… культ Матери эльфов — был бы, пожалуй, лучше: она, по крайней мере, совершенно точно творит чудеса. Но ей нет дела до людей… да и проповедников ее культа у меня, пожалуй, даже меньше, чем проповедников Изменчивых Ветров.