Джонатан улыбается, будто ожидал, что я это скажу. Его улыбка странная. Она всегда похожа на объявление войны и обещание сокрушить. Словно он не стал бы охотно улыбаться по какой-то другой причине.
— Поправка. У вас обеих, вместе взятых, было восемьдесят девять процентов акций. Сейчас уже сорок девять.
— Это все еще больше, чем твои сорок.
— Кто сказал, что у меня сорок? Харрис. — он указывает на мужчину рядом с ним, который держит планшет и черный документ, на котором жирными золотыми буквами выгравировано King Enterprises с короной наверху.
Харрис, худощавый мужчина, выглядящий чопорным и отстраненным, поправляет очки указательным и средним пальцами и протягивает мне папку. Я открываю ее так быстро, как никогда ничего не делала в своей жизни.
Мир начинает темнеть, когда я вижу подпись рядом с подписью Джонатана.
Люсьен Винсент. Наш молчаливый инвестор.
— Я связался с вашим третьим инвестором, и он передал мне все одиннадцать процентов своих акций. Теперь у меня пятьдесят один процент, и я владею H&H.
— Мистер Винсент не может этого сделать, — шепчет мне Лейла. — Мы подписали контракт.
— Да. — я резко поворачиваюсь лицом к Джонатану. — Передача акций мистера Винсента недействительна. Мы подписали контракт, по которому он не может продать свои акции, если сначала не поговорит с одной из нас.
— Или в случае банкротства. — слова Джонатана ощущаются как удар хлыста по моей спине. — Такова нынешняя ситуация. Передача полностью законна. Конечно, вы можете несколько лет бороться в суде, если считаете, что имеете на это право, но вы не выиграете, так что можете сэкономить свои усилия и финансы.
Мой рот открывается, затем снова закрывается. Никаких слов не вышло бы, даже если бы я попыталась заговорить.
Боже.
О, нет.
Не могу поверить, что таким образом лишилась компании. Как? Где я допустила ошибку?
Винить в этом Джейка бесполезно. Возможно, он и украл у нас, но я та, кто доверяла ему, когда не должна была.
— Ты манипулировал директором банка, не так ли? — Итан заговорил впервые с тех пор, как вошел Джонатан. Выражение его лица утратило торжество, которое оно приобрело, когда мы пожали друг другу руки ранее. — Ты, должно быть, сменил банки для одной из своих дочерних компаний, которая имеет значительную чистую прибыль для указанного банка, чтобы заставить директора согласиться продать акции.
Джонатан ухмыляется с чистым садизмом.
— На шаг впереди тебя, как обычно.
— Я бы пока не стал зажигать фейерверки, Джонатан.
— Всегда рад сокрушить тебя, Итан. Излишне говорить, что твои инвестиции в H&H отклоняются немедленно.
Итан встает перед Джонатаном, и между ними вспыхивает столкновение взглядов. Это как два Титана, готовящихся к бою.
— Это еще не конец.
— Конец, — говорит Джонатан своим высоким и властным тоном. — А теперь, если вы извините нас, мне нужно провести встречу со своими сотрудниками.
Он только что назвал нас своими долбаными сотрудниками?
— Мы еще встретимся, Лейла. Аврора. — Итан возвращается к нам и пожимает руку Лейле, затем предлагает свою мне.
Я принимаю, хотя я ошеломлена и не в состоянии справиться с тем, что только что произошло.
Агнус кивает, когда он и его генеральный директор покидают кабинет с той же уверенностью, с какой вошли. Джонатан следит за ними таким темным взглядом, будто может поджечь их, просто взглянув на них.
Лейла и я остаемся в присутствии Джонатана и тех, кого он привёл с собой.
Это тактика демонстрации, какой властью он обладает и как легко может привлечь людей на свою сторону, если решит это сделать.
Это не претенциозность, это тщательно продуманный план. Джонатан относится к тому типу людей, которые демонстрируют свой батальон перед войной, ради вселения страха в сердца врагов. Таким образом, он сможет победить с минимальными усилиями.
Его взгляд снова падает на меня, и я инстинктивно сглатываю. Требуется все мое мужество, чтобы не подхватить Лейлу под мышку и не убежать подальше от него.
Частью моих методов защиты является моя способность распознавать угрозы — или, по крайней мере, ощущать их. Это то, что спасло меня одиннадцать лет назад, и это кричит мне сейчас, чтобы я спасала себя.