В данный момент он, кажется, взвешивает ценность Лейлы, размышляя, стоит ли ему оставить ее в покое или разбить на куски.
Мы с Эльзой одновременно выпускаем вздох, когда он не настаивает на этом. Лей действительно нужно держать рот на замке. Иногда кажется, что ей все равно, с кем говорить. Эта девушка слишком бесстрашна для своего собственного блага.
— Я пришлю тебе адрес дома, — говорит мне Итан, как будто нас никто не прерывал.
— Спасибо.
— Я сказал... — лицо Джонатана остается пустым, но его тон приобретает твердый, окончательный оттенок: — Её там не будет.
— Это так, Аврора? — спрашивает Итан.
— Может, нам стоит перенести встречу, — предлагает Эльза. — На следующую неделю?
— На следующей неделе ее тоже не будет, — отбивает ее Джонатан.
— Нет необходимости переносить встречу, я буду.
— Рад это слышать, — губы Итана изгибаются в медленной улыбке.
Джонатан возвышается надо мной, его лесной аромат смыкает воображаемые руки вокруг моего горла и сжимает. Он говорит тихо, чтобы только я могла его слышать:
— Ты слышала, что я сказал? Тебя там не будет, и это окончательно.
— Насколько я знаю, ты не мой хранитель, — я обхожу его и жестом велю Итану и Эльзе следовать за мной, оставляя Джонатана с Лейлой.
Это должно быть весело.
Я провожу остаток вечера, стараясь игнорировать надвигающееся присутствие Джонатана. Он каким-то образом оказывается в кругу людей, которые снуют вокруг него, как пчелы вокруг меда. Как будто он своим присутствием отнимает внимание у детей.
Делая вид, что его там нет, я продолжаю налаживать контакты и знакомить представителей ассоциаций с донорами.
Когда я была молода, я принимала все как должное, и поэтому мне нужно пересмотреть свой выбор и попытаться что-то изменить.
Неважно, насколько мала эта разница.
Благотворительность — это дарение, а я всегда чувствую, что я недостаточно это делаю, то есть дарю.
Я брала, брала и брала, но ни разу не оглянулась назад. Теперь у меня есть выбор сделать что-то другое.
Мать Лейлы, Кенза, что буквально означает «сокровище», пухлая женщина лет пятидесяти с бледной кожей и мечтательными ореховыми глазами. Когда она застает меня бродящей вокруг, она обнимает меня и гладит по руке. У нее французский акцент, который она приобрела, живя во Франции. Как и Лейла, она покрывает волосы хиджабом, но в отличие от хип-хоп стиля своей дочери, она носит скромные, элегантные платья.
— Я так рада, что наша Лейла познакомилась с тобой, Аврора.
— Я так счастлива, что ты родила ее.
— Поверь мне, я тоже.
Затем она наклонилась, чтобы прошептать:
— Только никому не говори, но я ненавижу мальчиков.
— Со мной твой секрет в безопасности.
— Серьезно. Единственная причина, по которой я продолжала рожать, была в том, чтобы у меня была девочка. Хотя она оказалась похожа на своих братьев, не так ли?
— Вроде того.
Мы смеемся, и она лезет в карман.
— Подожди, Лейла учила меня делать селфи.
Она делает паузу, когда не находит свой телефон.
— Я опять его потеряла.
— Не волнуйся, я помогу тебе найти его. Я позвоню тебе.
— Он на беззвучном режиме.
— Где ты видела его в последний раз?
— Дома. Нет. В кладовке. Или это было в уборной?
Я смеюсь. Кенза постоянно играет в игру «потеряй и найди» со своим телефоном.
— Я пойду проверю кладовку, а ты проверь уборную.
Мы расходимся, и я направляюсь в небольшую кладовую, которая изначально была заполнена инвентарем для уборки. Теперь там хранятся все корзины и подарки, которые люди принесли для детей.
Что-то блестит на земле, и я встаю на руки и колени, чтобы проверить. Нет. Не телефон. Это обертка от леденца.
Я уже собираюсь встать на ноги, когда за мной щелкает дверь, и сиплый голос Джонатана заполняет пространство.
— Мне нравится вид.
Глава 26
Аврора
Мой позвоночник резко выпрямляется при звуках голоса Джонатана, ставшего уже очень узнаваемым.
Неважно, как часто я его слышу и сколько времени провожу в его компании. В нем всегда будет присутствовать пугающая грань, которой нужно подчиняться.
Даже поклоняться.
Несмотря на мои прежние возражения, я признаю, что нахожу убежище в общественной обстановке. Теперь, когда мы одни, у меня нет абсолютно никакой защиты против моего тирана.
Я вскарабкиваюсь на ноги, понимая, в каком положении нахожусь — на коленях, с задницей на виду у него.
Как только я встаю, у меня за спиной появляется обжигающее тепло, словно вулкан, готовый к извержению. Я даже не успеваю повернуться, как Джонатан хватает оба моих запястья и прижимает их одной рукой к пояснице.
Мое дыхание учащается, и этот знакомый жар пробегает по моим конечностям и оседает между ног.
— Ты думаешь, это нормально — бросить мне вызов, Аврора? — его голос понижается, когда его губы касаются кончика моего уха. — И это все?
— Я... я не знаю, о чем ты говоришь.
— О, но ты знаешь. Вот почему ты делаешь это специально. Тебе нравится видеть, как я теряю контроль? — он толкает свои бедра вперед, и я с треском вдыхаю воздух, чувствуя, как твердая выпуклость прижимается к моей попке. — Или, может быть, тебе нравится, когда тебя наказывают? — другой рукой он задирает мое платье.
Мурашки покрывают мою кожу, но это не связано с холодным воздухом, а связано с тем, как он хватает меня за задницу, как будто это то, что он всегда должен был делать.
— Я не сделала ничего такого, за что меня следовало бы наказывать, — твердо говорю я, хотя мои ноги превратились в желе.
— Не за что наказывать? — его рука опускается на мою задницу, и я вскрикиваю, мои бедра дрожат и покрыты свидетельствами моего возбуждения.
— Н- не за что, — выдыхаю я.
Шлепок.
Я задыхаюсь, звук заканчивается стоном.
— ...аааа.
— Ты моя, так что веди себя соответственно, знай это, дыши этим, если нужно. Ты больше не сможешь ослушаться меня на публике. Ты поняла?
Мои дрожащие губы сложились в линию, я отказываюсь дать ему ответ.
Шлепок.
— Я сказал. Ты поняла?
Я вздрагиваю всем телом, и мои руки скручиваются в кулаки в его руках, но я все еще не произношу ни слова.
— Мы можем делать это всю ночь, — он хватает меня за задницу с фальшивой нежностью, и я почти стону от ощущения, прежде чем он снова шлепает по коже.