– Чем ты собираешься заняться после школы? – спросила Пенелопа. – Кем хочешь быть?
Он улыбнулся.
– Ты хотела сказать, когда вырасту?
Она кивнула и тоже ответила улыбкой.
– Да, да, когда ты вырастешь.
– Не знаю. Я приучил себя к мысли, что собираюсь стать археологом или палеонтологом, возиться со всякими там ископаемыми и предметами материальной культуры, путешествовать по разным экзотическим странам. До последнего времени я считал, что это замечательно.
– Замечательно? – Она засмеялась. – Наверное, ты насмотрелся фильмов об Индиане Джонсе.
– Наверное, – признался он. – Кроме того, у меня еще была мечта стать дантистом. Знаешь, как я себе это представлял: у меня большая приемная, на столиках лежат различные красочные иллюстрированные журналы и непременно должен быть аквариум с морской водой. Я буду работать по пять часов в день в такой приятной обстановке и заколачивать большие бабки.
– Звучит неплохо.
– Полагаю. Но с тех пор я изменил свои планы.
– И кем же ты хочешь стать теперь?
– Учителем, я думаю.
– Почему?
– Я мог бы соврать, сказав, что хочу помочь молодым людям раскрыть свои возможности, нести им знания, но на самом деле потому, что работа учителя предусматривает отпуск летом. Я ведь в этом отношении очень испорчен. Мне нравятся каникулы. Мне нравится отдыхать два месяца летом, две недели зимой и еще неделю на Пасху. Мне кажется, я не выживу, имея только две недели отпуска в году. – Он откусил от своего гамбургера. – А как ты?
Она пожала плечами.
– Виноделие. Что же еще?
– Ну а если ты не захочешь работать на винном заводе, что тогда?
– Но я захочу.
– Ну а если не захочешь? Что, если ты пожелаешь стать программисткой? Как на это посмотрит твоя… твои матери?
– Не знаю.
– У них что, нет никого, кому бы они могли оставить свой завод? Есть у тебя братья или сестры?
– У меня вообще нет никаких родственников.
Он посмотрел на нее.
– Никаких?
Она отвернулась, глядя некоторое время на площадку для игры в софтбол, затем снова посмотрела на него, проказливо наморщив нос.
– А кем бы ты хотел стать в своих мечтах? Я не имею в виду что-то практичное. Есть у тебя какие-нибудь тайные фантазии?
– Рок-звездой, – сказал он.
Она засмеялась.
– Тысячи девушек выкрикивали бы мое имя, от фанатов бы не было отбоя.
– Ого!
Он улыбнулся и глотнул коки.
– А что, у тебя действительно нет никаких родственников? Только матери?
Девушка зарделась.
– Мне бы не хотелось об этом говорить. Ладно? Как-нибудь в другой раз.
– Хорошо. Я понял.
Дион доел гамбургер, скомкал обертку и бросил в ближайшую урну. Но чуть-чуть промахнулся. Он не поленился встать, поднять с пола сверток и снова бросить в урну. Он развернулся кругом и сквозь ткань ее блузки отчетливо различил очертания лифчика.
– А кто же мы с тобой? – неожиданно спросил он, садясь рядом. Ему хотелось, чтобы вопрос прозвучал обыденно. – Мы просто приятели или… все-таки больше, чем приятели?
Она облизнула губы и не ответила.
Его сердце гулко стучало в груди, и он уже пожалел о своих словах.
– Ну так как? – повторил он вопрос.
– Не знаю.
– Не знаешь? Я тоже. – Его голос звучал слишком громко.
Некоторое время они молчали.
– Мне бы хотелось, чтобы мы были больше, чем просто приятелями, – мягко проговорила Пенелопа.
Никто из них не произнес больше ни слова. Шумовой фон кафетерия несколько изменился, стал как-то глуше, отошел на второй план. Они смотрели друг другу в глаза, не зная, что сказать, не в силах отвернуться. Молчание было неловким, но это была приятная неловкость, сладостное смущение первой интимности. Дион робко улыбнулся.
– Означает ли это, что мы с тобой, хм… что ты моя девушка, а я твой парень?
Она кивнула, глядя в пол.
– Если ты так хочешь.
– Я так хочу, – сказал он.
Дион колебался всего секунду, а затем взял ее руки в свои. Его ладони были потные, это его смущало, но руки он не убрал и слегка сжал ее пальцы.
Пенелопа ответила пожатием.
Дион перевел дух – оказывается, он все это время не дышал.
– Ну вот, это оказалось не таким уж трудным. Правда?
– Действительно, – нерешительно засмеялась она.
Он улыбнулся.
А затем они рассмеялись вместе.
Дион встретился с мистером Холбруком после уроков.
С тех пор как учитель предложил ему обучение по свободному графику, вопрос этот с ним больше не обсуждался. Дион, можно сказать, уже почти забыл об этом, но вдруг получил записку, в которой предлагалось встретиться с преподавателем мифологии после уроков. Поэтому, сложив свои книги в шкафчик, он быстро пересек опустевший холл и направился в класс Холбрука.
Класс был пуст. Он подождал минут пять, но учитель не появлялся. Он уже собирался уйти, когда заметил на доске фразу: «Дион. Пожалуйста, подожди. Я скоро приду».
Вглядевшись, юноша различил и другие, большей частью полустертые слова. Многие, кажется, на каком-то иностранном языке не с английским алфавитом. Не понимая смысла, Дион почему-то был уверен, что к учебным занятиям никакого отношения они не имели.
Неожиданно это испугало его.
Дверь класса отворилась, и вошел Холбрук. В руке у него была матерчатая сумка, с какими-то продуктами, кажется. Он положил ее на стол.
– Итак, Дион, – сказал он. – Как дела?
– За послеобеденное время никаких особых происшествий не случилось.
Холбрук невесело усмехнулся.
– Это верно. Мы действительно виделись на уроке. Как это я запамятовал?
Дион, стоявший опираясь спиной о парту, теперь выпрямился. Что-то в тоне учителя показалось ему странным и необычным.
Угрожающим.
Именно угрожающим.
Он посмотрел на Холбрука, и в животе похолодело. Во взгляде учителя была открытая враждебность, какая в чуть завуалированной форме прозвучала в его голосе. Что он такого Холбруку сделал?
Внезапно он осознал, что классная комната заперта.
– Я… получил вашу записку. – Он поднял ее вверх, чувствуя, что его голос дрожит, и не зная, как эту дрожь остановить.
– Да, – сказал Холбрук.
– Видимо, это по поводу свободного обучения? Я уже говорил вам, что не хочу заниматься индивидуально.
– Почему? – спросил учитель. – Боишься оставаться со мной один на один? – Он усмехнулся.
Черт возьми, это уже было совсем непонятным. Дион направился к двери.
– Извините, – сказал он, – но мне надо идти.
– Боишься, что я стану к тебе приставать?
Дион остановился, повернулся к учителю лицом и увидел, что в его сумке не продукты, а пергаментные свитки.
– Если вы за этим меня позвали, – холодно произнес он, глядя учителю в глаза.
Холбрук отвернулся и сделал шаг назад.
– И зачем же, как ты думаешь, я пригласил тебя сюда?
Как ему хотелось, чтобы здесь сейчас оказался Кевин. Тогда бы, чувствуя моральную поддержку друга, он обязательно бы выпалил: «Потому что вы извращенец, вот почему». Но Кевина рядом не было, а ему не хватило храбрости бросить эти слова учителю.
– Не знаю, – пробормотал он.
Холбрук выдвинул верхний ящик стола. Дион вытянул шею, стараясь разглядеть, что тот вертит в руках. На первый взгляд это было похоже на длинный сверкающий нож. Он лежал среди карандашей и скрепок.
Дверь в комнату открылась, и Дион испуганно вздрогнул.
– Одну минутку! – сказал Холбрук.
Дион не понял, к кому обращался учитель, к нему или группе мужчин, входивших в комнату. Но времени на размышление не было. С отчаянно колотящимся сердцем он быстро проскочил мимо них через дверь в коридор и с удивлением обнаружил, что школа пуста. Не было видно никого – ни преподавателей, ни учеников.
Молодой человек обернулся и поймал взгляд одного из гостей Холбрука. Тот пристально смотрел на него. Дион быстро побежал по коридору к выходу. Их было пять человек, и у каждого в руке – матерчатая сумка со свертками, такая же, как у Холбрука. Дион не знал, куда его пригласили – на собрание какого-то клана или для чего-то другого, – но было в этой ситуации нечто, что не укладывалось ни в какие рамки. Не прекращая бежать, он оказался во дворе школы. Выскочив наконец на улицу, он направился к дому.