Они повалили его на пол.
Это случилось так быстро, что Хортон не был даже уверен, что это действительно произошло. Он только видел, как они все набросились на молодого полицейского, вскрикивая, смеясь, работая своими дротиками, вцепившись в него ногтями, кусая его зубами. Как им удалось справиться с ним так быстро, почему Дитс не стрелял, как они его разоружили, которая из них настигла его первой, он не знал.
Хортон выстрелил поверх голов женщин, боясь задеть Дитса, который находился в середине свалки. Выстрел отозвался в помещении оглушительным громом, и он увидел, как от дальней стены откололся кусок штукатурки. Но женщины этого даже не заметили. Они продолжали свирепо терзать Дитса, он уже был погребен под ними, и Хортон увидел кровь. Вначале капли, затем поток.
Он осознал, что совсем не слышит криков Дитса. Раздавались лишь вопли женщин.
Инстинктивно он понимал, что Дитс мертв, и ему захотелось остаться здесь и стрелять. Разрядить в этих тварей весь пистолет, убить как можно больше, сколько сможет. Но он был испуган, как никогда в жизни, и разум подсказывал, что надо спасаться. Причем немедленно, иначе живым ему отсюда не выбраться.
И Хортон побежал.
Он не мог бежать в том направлении, откуда пришел, поскольку там находились женщины. Но выбора у него не было, и он ринулся в глубину здания в надежде, что там тоже есть выход.
Они двинулись следом. Его собственное судорожное дыхание и стук ботинок о цементный пол не заглушали топота босых ног преследовательниц. Он его отчетливо слышал. Они дико смеялись и что-то бормотали на незнакомом иностранном языке. Хортон попытался открыть одну из дверей в коридоре, она вроде бы даже подалась, но времени не было, и он устремился дальше.
Коридор поворачивал то направо, то налево, и вот в конце его он увидел дверь. Он взмолился, чтобы она была не заперта, чтобы вела наружу, и понял, что молиться нет смысла – через небольшое оконце в металле двери был виден оранжево-пурпурный закат.
Ему удалось добежать.
Он почти врезался в дверь, повернул ручку, и она открылась.
Лейтенант обернулся и поднял пистолет. Не представляло никакого труда перестрелять этих чудовищ – главное, чтобы хватило патронов на всех.
Но, кажется, их не так уж и много. Он заметил, что его преследуют только три женщины. Но ведь их было больше?
Да.
И тут его неожиданно ударили в спину. Ах вот оно в чем дело. Они, видимо, разделились. Часть продолжала погоню за ним, а остальные прошли обходным путем через дом и теперь напали сзади. А он оказался таким дураком, что не предусмотрел этого и сам попался в ловушку.
«Так мне и надо, – подумал он. – Я заслужил все это».
Но в тот миг, когда в его плоть впились ногти, а горло разорвала разбитая бутылка, в голове в последний раз вспыхнуло: «Нет, это несправедливо».
Глава 39
Они стояли рядом с забором и смотрели на лес.
Лес.
Даже само это слово казалось каким-то зловещим, угрожающим, и Диону внезапно расхотелось идти туда вдвоем с Пенелопой. Хорошо бы взять с собой Кевина и Веллу а еще лучше, подождать до утра.
Уже приближалась ночь. Солнце село неожиданно быстро, и только слабо светила бледная луна. В лесу было темно, силуэты деревьев мрачно выделялись на фоне гор. По другую сторону окаймляющих долину гор мир был желтый и оранжевый. Где-то там находился Тихий океан.
Юношу лес страшил, но это не имело ничего общего с Пенелопой и ее матерями, и вообще ни с чем, что он видел, слышал или мог вообразить. Это была инстинктивная реакция, некое физическое ощущение того, что находится там, за этими деревьями. Это нечто за деревьями, казалось, звало его, обращаясь непосредственно к подсознанию.
Нечто за деревьями.
Он не был уверен, где именно это находится и почему ему пришла в голову такая мысль. Его туда манило. Он боялся этого, но в то же самое время чувствовал его привлекательность, его тянуло к нему.
Господи, как же ему хотелось сейчас выпить!
– Дион.
Он посмотрел на Пенелопу. Она была бледна, но он знал, что не лунный свет, падающий на нее сейчас, был тому причиной.
– Да, – отозвался Дион.
Он ждал, что она произнесет что-нибудь серьезное и глубокое, как-то выразит словами весь комплекс противоборствующих эмоций, которые охватывали их обоих, но, когда она заговорила, он услышал обыденную фразу и был разочарован.
– Нам следовало захватить с собой фонари.
Он принужденно кивнул.
– Ага. Следовало.
Не произнеся ни слова, они пролезли под забором. Он поднял колючую проволоку так, чтобы она могла проскользнуть под ней, и схватил за руку. Они начали углубляться в лес. Ладонь Пенелопы была теплая и слегка влажная, и это ему понравилось. Значит, она боится, и этот ее страх каким-то образом его возбудил. Он снова почувствовал знакомое томление в паху.
О своих чувствах Дион пытался не думать, не хотел их анализировать, но они его пугали, как и этот лес вокруг. Он хотел сказать об этом Пенелопе, дать ей знать, что здесь что-то не так, и не столько с этим местом, с этим лесом, сколько с ним самим, но не сказал ничего. Просто держал ее за руку и продолжал идти.
Мир вокруг был безмолвен. Шум машин и прочие городские звуки сюда не проникали, а сам лес тоже был абсолютно спокоен, будто в нем никого не было – ни насекомых, ни птиц, ни животных. Слышалось только их собственное дыхание да похрустывание веток и камешков под кроссовками. В этом отсутствии звуков было что-то знакомое, что-то такое, чего он не мог определить.
Рука Пенелопы одеревенела. Он остановился, повернулся и посмотрел на нее. Стволы и кроны деревьев почти не пропускали сюда лунный свет. Только кое-где были освещены небольшие участки, но Пенелопа оставалась в тени, ее бледное лицо было едва различимо во мраке.
– Что случилось? – спросил он.
– Может быть, нам следует возвратиться назад?
– Я думал, что ты хочешь…
– Я боюсь.
Дион обвил руками ее талию и притянул к себе. Он знал, что она ощущает его эрекцию, и прижался к ней еще плотнее.
– Но здесь ничего нет, поэтому и бояться нечего. – Он не верил в то, что сказал, но все же произнес снова: – Здесь, кроме нас с тобой, никого и ничего нет.
И она снова повторила:
– Я боюсь.
Он пожалел, что они не взяли с собой вина. Набрать бы фляжку этого вещества из чана. Несколько глотков, и она бы больше не трусила. Черт побери, всего несколько глотков, и она бы сейчас была уже без штанов, на четвереньках и, черт бы ее побрал, умоляла бы…
Он отстранил ее и сделал глубокий вдох.
– Может быть, нам действительно следует возвратиться назад?
– Тебе тоже так кажется?
Он кивнул, понимая, что она не может видеть его лица.
– Да, – произнес он.
Она нашарила его руку.
– Давай… – начала Пенелопа, и у нее перехватило дыхание. Она сжала его локоть. – Посмотри.
– Куда?
– Вон туда. – Она потянула его налево, и он только сейчас заметил, как что-то просвечивает за кустами и деревьями. Луг. Он не хотел туда идти, на этот луг, вместо этого ему хотелось повернуть назад, на дорогу, по которой они пришли сюда, но он позволил ей увлечь себя вперед. Они дошли до опушки леса и остановились.
– О Господи, – вскрикнула Пенелопа. Она тяжело, прерывисто дышала. – Господи!
Диону внезапно стало холодно.
Луг был весь усеян разбитыми винными бутылками, и на осколках стекла играл лунный свет. То там, то здесь, среди этого моря разбитых бутылок, как темные китовые туши, выделялись поломанные бочонки литров на сорок. Среди осколков были разбросаны небольшого размера человеческие кости. Вначале ноги то и дело задевали за оторванные кисти рук, фаланги пальцев и прочее. Но вскоре они наткнулись на скелеты десятков, а может быть, и сотен людей, похоже, здесь произошла когда-то чудовищная бойня.
Но даже не это привело Диона в ужас.
А кровь.
Трава под осколками бутылочного стекла, смешанными с костями – да что там трава, вся земля, – была пропитана чем-то черно-красным. Это была целая река крови, протекавшая по лугу. Даже стволы деревьев здесь были темнее, чем обычно, и небольшие кустики, обрамляющие луг, имели отчетливый красно-коричневый оттенок, как будто кровь всосалась в них через корневую систему и заменила в листьях хлорофилл.