Но даже у основательницы магии “Убийц Драконов” возникли проблемы, чтобы сделать меня подобным волшебником. В очередной раз мои гены показали свою устойчивость. Хоть я теперь благодаря магии “Трансформации” могу изменять плоть, подстроиться под убийц драконов таким образом невозможно. Ну… Почти. Со слов Айрин на подобное уйдёт несколько десятков лет, а этого времени у нас с ней не было. Я не проживу так долго, даже если буду использовать всю свою магию на удерживание проклятия Анкселама. В конце концов, оно тоже постоянно становится сильнее.
По словам Айрин, мне необходим дополнительный стимулятор для инициации в драконоборца. Та же лакрима или плоть крылатого ящера, которую я должен съесть.
До того, как Айрин появилась со своим предложением, у меня были планы о том, чтобы овладеть волшебством “Убийц Драконов”. Даже после отказа ящеров из Глинтены можно было воплотить минимум две идеи, как стать драконоборцом. Во-первых, я хотел использовать плоть или сердце, которое бы превратил в лакриму, самого Акнологии. Мне уже тогда было не особо-то жаль этого дракона, ведь даже без объяснений Айрин уже знал, насколько этот ящер безумен. Во-вторых, был вариант изъять уже готовую лакриму у одного преступника из гильдии Шестерых Просящих.
Как стало понятно после беседы с колдуньей, сражение с Акнологией без магии “Убийц Драконов” я вряд ли потяну. А преступника было просто очень сложно найти. Слишком хорошо скрывалась данная шайка колдунов. И это удивительно. Потому что большинство из них, грубо говоря, малышня. Лишь лидер — бывший член Магического Совета. Точнее, отделения этой организации, которая занималась исследованиями волшебства.
Ещё был Бог Серена, у которого можно было "занять" одну драконью лакриму, ведь их у него всё равно много. Я так и думал сделать до рассказа Гилдартса о том, что он сражался с этим магом плечом к плечу. В знакомой мне истории Бог Серена являлся предателем, а тут остался на стороне Ишгара. Короче говоря, лично для меня он был хорошим парнем, а таким вредить не хотелось.
С другой стороны… Нельзя сказать, что с Айрин мы вообще ничего не добились. Да, с плотью из-за устойчивости моих генов возникли проблемы, но ведь была ещё и духовная составляющая данного волшебства! Моя собственная магия, то есть “Усиление” и “Разделение”, начала потихоньку видоизменяться. В волшебстве стали появляться те самые черты, которые позволяли наносить урон драконам. Осознав это, Айрин обрадовалась. Я не отставал от неё, ведь подобное значило, что мне не придётся полностью разучивать новую магию с нуля. Лишь привыкнуть к изменениям собственного волшебства, опыт пользования которого у меня уже солидный. Только… очень сложно представить, как то же "Усиление" или "Разделение" я буду поглощать. Всё, что я мог представить в своей голове, не сильно отличалось от уже имеющихся у меня возможностей, честно говоря.
Правда, пока уровня этой мутации, изменений в “Усилении” и “Разделении” недостаточно, чтобы нанести весомый вред тому же Акнологии. По словам моего нового учителя, сейчас я стал грозой… ужей. Даже не виверн, опасных крылатых ящеров, а меленьких и, в общем-то, безвредных змеек. Настоящим драконам подобный уровень угрозы будет лишь неприятным комариным укусом… Так бы было, если бы я не мог использовать шесть усилений подряд.
Для того чтобы магия стала более эффективной против крылатых ящеров, мне необходимо завершить инициацию убийцы дракона. Но, опять же, без дополнительных стимуляторов на это сил у Айрин не хватает.
К слову, было забавно видеть, каким красным стало её лицо от смущения. О, это точно было минутой позора для древней колдуньи, ведь именно она создала убийц драконов, а сейчас не может превратить меня в одного из них при всём желании.
Айрин предложила было слетать на Гилтену. “Одолжить” сердце первого попавшегося дракона. Я произнёс встречное предложение. Мол, пусть сама Айрин отдаст мне своё. Зачем куда-то лететь и тратить на это время? Намёк она прекрасно поняла.
Драконы, кстати, без сердца могут жить. У этих ящеров удивительное строение. Другие органы компенсируют его потерю и берут те же функции по перекачке крови на себя. Но подобная жизнь сравнима с тем, как если бы человек страдал последней стадией рака. То есть их существование стало бы невероятно мучительным. И они значительно потеряли бы в силах после потери столь важного органа.