Было ясно, что высокий, с браунингом — офицер, очевидно командир местного пограничного гарнизона, толстяк в белом — штатский чиновник, а маленький — толмач. С проницательностью старого человека Щерба сразу решил, что главным среди них является не нарядный офицер, а толстяк в полотняном костюме.
Последовали вопросы: кто они, откуда прибыли, почему оказались у берегов Турции? Отвечал Щерба, а маленький переводил его ответы.
Пока рассматривали документы, Щерба постарался разобраться в своих наблюдениях. Бросалось в глаза, что турки не слишком удивлены их появлением в своих территориальных водах, — очевидно, они были уже в курсе происшедших событий. «А если так, — смекнул Щерба, — то и наши представители в Турции, должно быть, позаботились, чтобы нам не чинили препятствий к отъезду на родину».
Действительно, через несколько минут документы были возвращены рыбакам, и переводчик сказал, что они могут продолжать путь.
— Рады бы, — улыбнулся Щерба, — да горючего нет.
Он порылся в карманах и вытащил всю свою денежную наличность — около двадцати рублей. Примерно такую же сумму набрали Морговцев и Аникин. Скомкав деньги в горсти, Щерба показал их турецким чинам и кивнул головой на мотор:
— Бензин!
Его отлично поняли и без переводчика. Толстяк ласково закивал головой, снял, протер очки, улыбнулся и с легкостью, неожиданной в его тучном теле, засеменил к бараку. Щербу удивила эта прыть: похоже, что толстяк намерен собственноручно доставить рыбакам бензин. Отсутствовал он довольно долго, но вернулся налегке. Зато сделанное им предложение прозвучало музыкой для слуха изголодавшихся людей:
— Если советские рыбаки имеют нужду в продовольствии или в чем-либо другом, мы можем удовлетворить их пожелания.
Аникин высунулся было вперед, приоткрыл рот, но осекся под тяжелым взглядом шкипера.
— Спасибо, — сказал Щерба. — Мы не при деньгах.
— Зачем же деньги? — Последовал любезный ответ. — Господа советские рыбаки могут не платить наличными. Имеется договоренность с советским консульством, вам достаточно будет только подписать счет.
— Это как же? — переспросил Щерба.
А очень просто: об их прибытии было только что сообщено в консульство, находящееся в соседнем городе. Оттуда последовал ответ: снабдить всем необходимым, расходы консульство берет на себя.
У старого шкипера повлажнели глаза.
— Чуете, ребята, — обернулся он к своим, как о нас родина заботится!
Глубокая складка легла на его обветренном лбу.
— Ну, сделаем такой заказ: пять кило хлеба, пол-кило масла коровьего, кило баранины, табаку легкого пачка… — Щерба заметил, что лицо Саввы Морговцева затекает нежным, девичьим румянцем. — Пол-литра водки…
Чиновник бесстрастно записывал, но при последнем слове остановился, как бы ожидая поправки.
— Пол-литра, — твердо повторил Щерба и, как бы для себя, добавил: — Знаю, что мало, да больше нельзя — не дома.
— Конфет бы, Степан Егорович, — просительно сказал Аникин, — хоть маленько.
— Эх ты, сладкоежка! Пишите: полкило конфет. Ну, чего еще? Печатка чаю.
— Кофе? — подсказал чиновник.
— Кофе? — поморщился Щерба, но, чтобы не уронить свой престиж в глазах завзятых кофейников, какими он считал турок, добавил небрежно: — Можно и кофе, если только настоящее «мокко».
Чиновник приятно улыбнулся и записал кофе.
— Может, еще чего? — облизнул пересохшие губы Аникин и поглядел на Морговцева: тот дышал, как окунь, выброшенный на берег.
Но Щерба твердо заявил:
— Стоп! Хватит государство в расход вводить. Поди, за нас золотой валютой уплатят. Кабы не война, знали б мы точно: отработаем… — И в предвкушении вкусной снеди он весело кивнул переводчику. — Все! Баста! Да скажи только, чтобы скорей, мы двое суток не ели.
Чиновник снова улыбнулся и хотел было сунуть листок в карман, но Щерба остановил его:
— Позвольте-ка узнать: сколько там вышло?
Переводчик назвал сумму в турецких лирах.
— А в рублях?
— Пять тысяч восемьсот сорок рублей, — последовал хладнокровный ответ.
Тяжелой волной прихлынула к голове кровь. На какие-то секунды или, может быть, доли секунды Щерба словно ослеп. Когда же зрение вновь вернулось к нему, кое-что успело перемениться на переднем плане пейзажа: чиновник, только что стоявший прямо перед ним, оказался сбоку, метрах в пяти, за его спиной торчал край грязной курточки переводчика, а перед рыбаками стоял офицер, с напряженной улыбкой поигрывая колечком кобуры.