— Но почему так спешно? — заговорил я. — День-два, приедет начальник — ты ему все сам расскажешь и поможешь разведать. Поживешь с нами…
— Нет, парень, я уже на отлете. Если бы не золото, я бы давно ушел. Все пристроить его не мог. Услышал про вас, вот и прибег сразу.
Теперь мне стало понятно, зачем дед спрашивал меня о комсомоле, о картах. Это он экзаменовал меня. И оленя на солонцах не убивал он. Все это было придумано, чтоб завести знакомство.
Взяв его за руку, я сказал:
— Раз ты, дед, такое хорошее дело сделал, то должен и о себе слово сказать. Откуда ты взялся? И уходишь куда? Что у тебя вышло там, у своих-то?
— Начал дарить, так додаривай, — так, что ли? — усмехнулся он. — Видишь ли, какое дело, парень. Я, например, больше всего люблю, чтоб дело мое видели, чтоб оно среди других не терялось. У нас, конечно, в деревне все бондари порядочные, но я ловчее других. Я такую тебе бочку смастачу, что как из меди — звенит и блестит. А они тут бригаду затеяли. Ладно, я не против. Только полагаю я так, что и в бригаде каждый за свой труд ответ держит. Раз я свое имя на бочке ставлю, я за нее ответчик. Теперь, конечно, сына моего взять. Он, сын-то, мой, а ум у него свой. Как поставили его председателем, так почал он надо мной крутить. Я ему свою установку даю, а он, обратно, возражает: «Это в тебе индивидуал сидит. Есть у нас марка бригады, а твоя марка нам ни к чему». Терпел я, терпел, а потом шапку — в охапку и ушел. У меня ведь чуть не по всей Сибири родня. И всем рукомеслом я владею: валенки шить, шубы, туесочки делать, по зверю, ягоду брать — все умею. Вот так и живу.
— И давно ты ушел?
— Почитай, месяца с четыре. Я ведь упрям, а сын еще упрямее. Ждал, что я с поклоном приду. А я все креплюсь, хоть и трудно мне без колхоза, ох, и трудно!. И тут доходит до меня слушок: приняли они заказ от рыболовной артели на две сотни бочек и за один месяц. Взяло меня сомнение: «Ну-ка не совладают? Ну-ка на колхоз охулку положат?» Спрятал я гордость в карман, в путь собрался. — Ефим вздохнул. Только вот золотишко держало. И все ж моя правда верх взяла! Слышал ты, парень, про индивидуальную сдельщину? Это когда за каждым колхозником участок земли закреплен. Держит он ответ за свой участок, и коли плохо работал, урожая не взял, будет он как голый перед народной совестью, за чужую спину не схоронится. Смекаешь? Бригада — сила, а и в ней каждый человек своей меткой помечен. Так-то! Теперь я сынка моего прижму. Хотя, надо полагать, он и своим разумом дошел. — Ефим вдруг нахмурился. — Ну, довольно разговоров! Не за тем сюда шли. Бери-ка таз, будешь от меня приемку делать. Пробу возьмем. Дело-то государственное!..
Отойдя с ним шагов на тридцать, к самому ручью, я увидел в терраске свежевыкопанный шурфик. Из его стен торчали корни дерева и углы камней, а внизу серел слой песка.
— Ну, так вот тебе лопатка и ковшик, сам пробу бери.
Я влез в шурф и накопал песку полный таз, а потом, сидя на корточках на берегу ручья, под строгим, критическим взглядом Ефима долго промывал его, пока на дне таза не остался черный тяжелый шлих, а в нем не засверкали золотинки, расплющенные, угловатенькие, что шли сюда с горы совсем «босиком», от недалекого корня.
— Богатое золото ты нашел, дед.
— Обманное оно бывает, — скромно отозвался Ефим. — Вот когда вы тут как следует покопаете, порасследуете, тогда и скажете. Но даю я тебе наказ, парень: обо всем об этом точно мне отписать. Слышишь? Я тебе адрес свой дам. И напиши уважительно, за печатью. Чтоб люди узнали: не за зря дед Ефим по тайге бегал! Печать-то у вас есть?. Ну, то-то!. А теперь ниже пойдем. Там я тоже разведку делал. Как вернешься, все это на карту запиши, а я проверю. Аль сейчас запишешь? Оно и лучше, дело серьезное, государственное, а парень ты молодой. Забудешь еще что!.. Ну, смеюсь, смеюсь, ведь сам же тебя наследником выбрал? Верно?
Так я стал наследником деда Ефима и, как выяснилось после детальной разведки, довольно богатым наследником. О всех результатах нашей работы, как и было обещано, мы отписала ему в колхоз уважительное письмо, за печатью, да и еще кое-что к письму приложили в подарок.
Новая профессия
— …Напишите, или, как говорят наши газетчики, «дайте кусок» о пастухе. Да, да… о простом коровьем пастухе. Ведь это совершенно новая фигура в нашей деревне, не имеющая ничего общего с прежним пастухом. Вы же знаете по литературе, что в старой деревне пастух считался последним человеком. Только горчайшая нужда заставляла крестьянина итти в пастухи. Дряхлые старики, подростки — большей частью сироты, погорельцы — вот армия дореволюционных пастухов. Даже стихи есть: «Тому, кому некуда деться, дорога одна — в пастухи»… Скажу больше, в нашем районе до самой войны колхозы нанимали пастухов со стороны. Слишком недобрую память сохранил народ о пастушеской доле.