— А коня-то видели? — подозрительно спросил Кретов, по-своему истолковавший происшедшую с Родионовым перемену.
— Видел, — неохотно отозвался Родионов, и вдруг ясная, добрая улыбка вмиг согнала всю хмурь с его лица. — Знаете ли, как подумаю, что не про меня этот конь, — будто ножом по сердцу! — Он махнул рукой. — Ну, да раз обещал… ваше счастье!
Кретов всердцах захлопнул дверь конторы; он был так разгневан, что Ожигов счел нужным выйти вслед за ним.
— Будет тебе, — примирительно говорил парторг. — Пошумели — и хватит! Струганов сделал больше, чем мог.
Кретов нервными движениями крутил папиросу.
— Посмотрим еще, что правление скажет!
— Правление может взять сторону Струганова. Пойми ты: с одной стороны — электростанция, с другой — желание товарища Кретова иметь в колхозной конюшне сказочного жеребца, чудо из чудес! А ведь как же это здорово, Алеша, если подумать! Давно ли войну кончили, за войной засуха пришла, а мы о чем теперь спор ведем? Не о лошаденке какой, а о чудо-жеребце, да о тепличном заводе, да об электростанции!..
— Чудак ты, Марк Иваныч! — пожал плечами Кретов. — Тут конкретное дело…
— Опять за свое! Вот тебе мой совет: поезжай ты к этому генералу, может и сладишься. А нет — тогда и поговорим на правлении.
Распрощавшись с парторгом, Кретов медленно побрел по мартовской ростепельной улице. Легкий весенний ветер морщил голубые лужи. Каждый порыв ветра приносил свой запах: то слышался свежий дух березовой почки, то прель прошлогодних листьев.
Кто-то тронул его за рукав. Кретов обернулся и коротко бросил в ответ на безмолвный вопрос Никифора:
— Четвертак!
— А разве он дороже стоит? — робко спросил Никифор, приглядевшись к лицу своего шефа.
— Такому на заводе не меньше тридцати цена…
— Может, уступит?
— Так ведь не он же цены устанавливает!
— Так что же будет, Алексей Федорыч?
— Что будет? Конец света… Завтра к семи утра подавай.
— Не рановато ли? Ведь генерал…
— Ладно, давай к девяти. Только не позже. Может, еще на дому застанем.
Ясное весеннее утро, полное хлопотливого гомона скворцов, спорящих из-за своих квартир с зимними жильцами — воробьями и чечетками, — преисполнило Кретова надеждой. Когда небо такое голубое, когда звенят ручьи, не так-то уж трудно поверить в чудо.
Кретов стал одеваться. Он считал, что к генералу приличнее явиться в военной форме, при всех регалиях. Форма оказалась ему несколько тесновата, но все же он не без удовольствия оглядел в зеркале свою плотную фигуру, ничуть не утратившую военной выправки. Наценив колодку с орденскими ленточками и планки «за ранение» — впервые за все свое пребывание в колхозе, — Кретов испытал странную неловкость, словно присвоил отличия, ему не принадлежащие.
«Видать, к старым-то надо новую ленточку заслужить», — усмехнулся он про себя, выходя на крыльцо.
Небывалый случай: его аккуратнейший, исполнительный подручный опаздывал. Кретов походил по двору, обнаружил, что одна пуговица на шинели неплотно держится, вернулся в дом и покрепче пришил ее, а Никифора все не было.
«Где его нелегкая носит?» — с раздражением думал Кретов, и эта первая ничтожная неполадка будто смахнула его бодрость. Стало казаться, что поездка окончится провалом.
…А тем временем в колхозном клубе шло оживленное совещание. Никифор в расстегнутом полушубке, стоя посреди комнаты, взволнованно кричал рыжему, веснушчатому пареньку:
— Так ведь это же элита! Понимаешь ты или нет? Э-ли-та! Сколько раз тебе объяснять?
— Ты полегче кричи, — хладнокровно отвечал веснушчатый паренек. Кожаный, прожженный в нескольких местах фартук и заткнутые за пояс кожаные рукавицы обличали в нем подручного кузнеца. — Должен я толком знать, во что деньги вкладываю?
— Эх ты, скупой рыцарь! Да ведь мы же в долг колхозу даем! Кто сколько может…
— Опять же ты не прав, — спокойно, с сознанием своего общественного веса и житейской мудрости, возразил парнишка и обвел взглядом сидящих в комнате ребят. — У вас пяти тысяч не хватает, так? По трешницам или по пятеркам этой суммы не собрать. А сколько у нас таких, кто помногу дать может? Ты да я, ну, Санька, конечно, Валька-монтер, братья Жерновы, Маша Кривошеина: она по свекле опять рекорд поставила…
— А Тоська чем хуже? — сказал кто-то из ребят.
— Тоська Хижняк отпадает, — авторитетно заявил подручный кузнеца. — У нее семья большая, она матери все до копейки отдает. Идем дальше. Молчанов Алеша из садоводческой вполне может: они на саженцах много взяли. Конечно, Нетребенко-ветеринар. Вот почти что и все киты. Полагаю, каждый на двести рублей раскошелиться должен.