«Дурашка ты, — думает Авдотья о жеребчике, — все равно он тебя окоротит. Нешто тебе переупрямить человека?..»
Авдотья двинулась дальше, вдоль новой, почти достроенной левады, и вскоре наткнулась на плотницкую бригаду. Мастера только что поставили колонну на месте будущего въезда в леваду и сейчас засыпали яму землей. Бригадир плотников Павел Щапов, в красной тюбетейке с кистью и нарядной шелковой рубашке, из-под ладони оглядывал колонну. С тех пор как районная газета назвала Павла «колхозным зодчим», вся Сухая покрылась колоннами. Колонны были изобильно пущены по фронтону клуба, колонны поддерживали арку над воротами база и крыльца контры, даже свиньи, выходя из хлева, терлись боками о легкие полуколонны, украшавшие вход.
— Ампир! — сказал Павел, вдосталь налюбовавшись своим последним произведением.
Все пространство вокруг стройки было закидано щепой. Авдотья вспомнила, что и по дороге сюда ей все время попадались щепки. Она хотела мягко указать Павлу на его бесхозяйственность, но, как всегда, гневный толчок крови подсунул ей на язык какие-то обидные, бранчливые слова. Сухинский зодчий напрасно тешил себя мыслью, что он созидатель, — нет, он губитель, расхититель народного добра. Он пустил на ветер по меньшей мере пять кубометров топлива. Из-за того, что он не удосужился приберечь строительные отходы, должны погибнуть живые, стройные деревья…
«И зачем я его так? — думала Авдотья несколько минут спустя, когда, миновав леваду, она вышла в открытое поле. — Парень старательный, честный, мне же дом строил. Ну, промахнулся, с кем не бывает. Вечно я в край ударяюсь, наградил же господь характером! Ну и пусть опасаются, лишь бы поступали правильно».
Небольшим леском из молодых сосенок и березок Авдотья направилась к реке. Земля здесь была усеяна белым цветом земляники; кое-где завязывались твердые зеленые ягоды. Авдотье попалась крупная, с малину, совсем спелая ягода. Вкус ее был необыкновенно сложен; казалось, чтоб создать его, земляника собрала дань со всех других ягод и плодов. Она напоминала и малину, и грушу, и подмороженное октябрьским холодком антоновское яблоко, и даже ананас, который Авдотье довелось однажды попробовать в Москве, когда она была на Сельскохозяйственной выставке.
«Пожалуй, этот сорт лучше того, что у нас разводят, — думала Авдотья. — Место тут порядком влажное, а ведь, говорят, земляника не любит лишней влаги. Может, тут почва перегноем богата? Что же, придется взять агронома за бока. А то развел какую-то сухомятину и успокоился…»
Тучка прошла над лесом, пролившись минутным ливнем. Все краски стали ярче, сочнее, каждая хвоинка обрела свой особый оттенок; серая шелуха шишек, устилавшая землю, окрасилась в самые разные цвета — синий, желтый, красный, лиловый, золотой. Мельчайшая дождевая пыль серебристым инеем замохнатила траву; льдинками сверкали капли влаги в рюмочках листьев и чашках колокольчиков. Казалось, зима и лето объединились в этот миг, чтобы украсить лес двойной прелестью цветенья и мороза.
Выйдя из леска, Авдотья повстречалась со стадом. Коровы брели медленно, со вкусом поедая влажную приречную траву. И все же смуглые скулы Авдотьи покраснели от гнева. Она приметила, что резвые нетели забежали вперед и обирают самую лучшую, сочную траву, а степенным, неторопливым рекордисткам остаются объедки. Головной же пастух и в ус себе не дует, спокойно шествует обочь стада, и его длинный бич волочится по земле.
— Костик! — позвала Авдотья.
Подошел старый пастух. Хотя стоял жаркий полдень, он был одет в длинный плащ с капюшоном, застегнутый на все пуговицы. На маленьком, сморщенном лице голубели слезящиеся кроткие глаза.
— Костик! — гневно сказала Авдотья. — Ты бы хоть очки себе купил, коли слеза зренье застит…
— Да ты о чем, Марковна? — зашепелявил Костик. — Неужто я, до шести десятков доживши, не знаю, что почем?
— Это как так до шести десятков? — возмутилась Авдотья. — Будто ты столько меня моложе! До шести с хвостиком, скажи, да и хвостику лет восемь.
— Очнись, Марковна! Мне на покрова шестьдесят пятый пойдет.
— Ладно уж! — недовольно отозвалась Авдотья. — Ты мне лучше вот что скажи: надой с нетелей, что ли, брать решил?
— Пятьдесят лет коров пасу… — пробормотал в ответ Костик, в то время как его длинный бич редкими, сухими выстрелами отгонял назад зарвавшихся нетелей. — Неужто не разумею, что почем?..