«Я — Пастырь добрый. Пастырь добрый душу свою полагает овец… Я душу Мою полагаю за овец, никто не брал её от Меня, но Я полагаю её Сам. Власть имею положить её и власть имею снова принять её» (Иоанн, 10:11–18).
Здесь говорится о том, что Иисус сознательно идет на смерть ради своих овец.
Как воскликнет потом апостол Павел «Христос был предан за грехи наши и воскрес для оправдания нашего» (К Римлянам, 4: 25). Добрый Пастырь знает своих овец но имени и поэтому зовёт к Себе не всех вместе, а каждого в отдельности. Ведь вера заключается не в том, что человек следует обычаям, установлениям и традициям или соблюдает те или иные обряды. Она живёт в его сердце, в самой его глубине.
113
Как добрый пастух всегда находится при овцах в отличие от наёмника, который «видит, как волк приходит, и оставляет овец, и бежит», так и воскресший Христос невидимо пребывает среди людей «во все дни до скончания века». Почувствовать это даёт возможность пасхальное богослужение. К образу Христа как доброго Пастыря прибегает и святой Григорий Назианзин, известный богослов, церковный поэт и проповедник, бывший в конце IV в. епископом в Константинополе и называющийся обычно вселенским учителем и святителем (то есть епископом), в своей пасхальной проповеди.
«Он нашёл тебя, — говорит Назианзин, обращаясь к своему слушателю, — заблудившегося и поднял на те самые плечи, на которых нёс Свой Крест, чтобы вернуть тебя к горней жизни».
Христиане первых веков вообще любили изображать Христа в виде Доброго Пастыря либо держащим на плечах обретенную овцу, либо сидящим на камне в окружении своих овец, как на известнейшей мозаике из Равенны, хорошую копию которой можно увидеть в Музее изобразительных искусств в Москве.
В Национальной библиотеке в Париже хранится рукопись с латинским пасхальным гимном, которрый считается одним из самых древних дошедших до нас песнопений в день Пасхи. Начинается он с цитаты из
114
псалма 117 ("Сей день…") и воспевает воскресшего Христа как Доброго Пастыря:
Ныне день, когда Христос наш
Драгоценный
Искупил своею кровью
Грех вселенной,
И овцу, что заблудилась,
Пастырь добрый
Возвратил в её овчарню,
В дом Отцовский,
И восстал из гроба властно
Пастырь добрый.
В день субботний встал из гроба
До рассвета
И явил себя Марии
Магдалине;
Вот бегут ученики и
Сообщают,
Что Господь восстал из гроба,
Как предрёк Он.
Говорит Господь: Мария,
Дай быстрее
Знать Петру с учениками,
Что Господь их
Ныне встал из гроба, смерти
Победитель.
Будет ждать всех вас Он вместе
В Галилее,
Там увидите Его вы,
Как предрёк Он.
115
А была это Мария
Магдалина,
Из которой выгнал сразу
Он семь бесов,
Та, которая, понявши,
Что грешила,
Пав к ногам Христа Иисуса,
Зарыдала
И прощения просила
Прегрешений.
Смерть грехом пришла на землю
Совершённым
Из‑за заповеди первым
Человеком;
От него и до Иисуса
Пребывала.
Через крест весь мир для жизни
Возродил Он
И восстал из гроба властно
Пастырь добрый.
Если о гимнах Амвросия Медиоланского мы говорим, что язык их прост, то здесь придётся сказать, что он прост до невероятного, прост даже для школяра, начавшего учить латынь месяц или 2 тому назад. Удивительно то, что простота не делает текст примитивным. Смысл его понятен и тем, кто латынь понимал с большим трудом и поэтому не мог разобраться в содержании Евангелия, прочитанного во вре-
(116)
мя мессы, а таких людей в VII‑VIII вв. было немало. Гимн «Ныне день» — это своего рода перевод евангельского чтения на язык, понятный каждому.
В начале VIII в. Иоанн Дамаскин (умер ок. 749 г.) составляет на греческом языке новый пасхальный канон, который полностью вытесняет певшиеся ранее песнопения. Но откуда брал Дамаскин темы, слова и образы для своего канона? Из гимнов, молитв и проповедей, составленных его предшественниками. Одним из его источников была проповедь, некогда сказанная на Пасху Григорием Назианзином (IV в.).
Святой Григорий Богослов был настоящим поэтом, причем оставался он им не только в стихах, но и в своих проповедях, и в богословских трактатах. Его прозаические тексты Дамаскин лишь слегка изменяет, укладывает в размер, который уже угадывается в ритмизованной прозе Назианзина, и они превращаются в стихи. Свою проповедь Григорий начинает такими словами: