При упоминании сестры Тэймина трясет, как в припадке эпилепсии. В ушах селится высокий тонкий гул, а в глубине разума, в самом центре, угрожающе рычит что-то угрюмое, стреноженное и опасное. Оно требует немедленно предпринять хоть что-то и перестать быть трепетным листиком-мальчишкой, носимым по ветру куда придется, без борьбы.
Тэймин глух и слеп, теряясь в своих противоречивых ощущениях и водорослевом бреду, срывающем с губ невнятные звуки. Не зная, что предпринять, он просто доверяется инстинктам… и резко дергается лбом вперёд, как молодой драчливый бычок.
Вскрикнув, госпожа Задаки отлетает назад и падает на пол. Лоб гудит, как колокол, от ударного соприкосновения с ее головой.
Туман сгущается.
В его серых завитках возникают и растворяются лица, события, чувства. Тэймин силится рассмотреть белое облачко, что летает там, за зыбкой пеленой. А затем вернувшийся слух улавливает звуки музыки…
Бесконечно приятной фоновой музыки, которую Улла сама подобрала на тот свой знаменательный праздник трёхлетия и которая до сих пор накрепко связана для него с печальной девочкой в белом платьице.
– Гаэла, – бормочет Тэймин заплетающимся языком и чувствует, как из груди вырывается короткое сухое рыдание: – гра Гаэла…
– Да-да… – диссонансом врывается в его горькую мечту хриплый голос. – Я твоя гра, милый… твоя Гаэла… Откройся мне. Ты очень болен, но я тебя вылечу своей любовью, обещаю!
Что-то не так. Происходит что-то неправильное.
– Га..эла? Я не чувствую резонанса… мо гра, незабвенная… что… случилось?..
– Ты болен, ты очень болен, – настаивает голос. – Резонанс не важен! Важен только ты… и я…
В самом средоточии его разума рычит ментальный зверь. Белое облачко призрачного детского платья не боится его, наоборот, подлетает ближе, кружится и порхает, как светлый мотылёк…
Внезапно зверь хватает платьице за подол и осторожно втаскивает в свое укрытие – неприступное ядро разума.
Он не позволит осквернить святое.
Я резко села, сбрасывая тяжесть ослабевшей руки Тэймина. По спине волнами пробегала дрожь, лицо взмокло от пота, а по щекам текли теплые соленые слезы.
Это было больно – вспомнить вот так свое настоящее имя, когда родной отец находится где-то далеко, между жизнью и смертью. И я не знала, как мне справиться с этой болью, потому что моё настоящее имя было не Гайя Фай.
Меня звали когда-то… Гаэла Фьолл. И я была единственной дочерью Мастера Природных Ресурсов планеты Диниту.
Глава 23. Маскарад Равноденствия
Великие Чертоги были богаты на эпатажно оформленные помещения, несмотря на однообразный интерьер коридоров и тупиков с площадками для ожидающих приема посетителей. И я в полной мере оценила шокирующее великолепие Зеркального зала, к которому меня привел в этот раз «глухой дворецкий»-раб царственной семьи Танн.
Меня сопровождало сразу трое – мрачно-угрюмый Грай, напряженный до крайности Тэймин и безмятежный социопат Грю. Последнего ничуть не беспокоила шишка на лбу, вызвавшая немало смешков среди рабов, потому что с ней он смахивал на мутанта-единорога.
Сегодня утром, едва я пришла в себя после бурной ночи, первым делом накачалась седативными. Иначе усмирить взбудораженные чувства не получалось. Видя, как я мечусь по комнате, заглянувший ко мне мастер Ренн выяснил, в чем дело, и успокаивающе сказал:
– Нет повода так волноваться, Гайя Фай! С мастером Фьоллом всё будет хорошо. Конечно, он хотел, чтобы вы узнали обо всём лично от него, но Вселенная решила иначе. А за первым воспоминанием вернутся и другие.
Он с тонкой улыбкой поблагодарил меня за безоговорочную поддержку в решении ментальных проблем своего высокопоставленного пациента. Но у меня создалось впечатление, что мастер Ренн целенаправленно выстраивает курс восстановления Тэймина так, чтобы свести нас как можно ближе. Ну никак не отпускало подозрение, что у высокоразвитых диниту существуют методы куда проще, чем предложенные Рогниу Ренном.
Но поскольку иной информации у меня не было, я выполняла все его рекомендации. Терпеливо дождалась, пока Тэймин проснется, обратит ко мне взгляд, полный смешанных чувств – вины, восторга, смятения, отчаяния, – и сразу же сказала ему:
– Всё хорошо! И я ни о чем не жалею.
Это несколько успокоило его, но с обстоятельствами не примирило. Я чувствовала, как копится в нем ненависть к самому себе и не находит выхода. Но разобраться с этим он мог только самостоятельно.