Вследствие этого слуги относились к девочке с благоговейным страхом, который люди испытывают ко всякому необыкновенному существу. К счастью, Эдмея была настолько добра, а ее доброта так усиливала любовь, которую к ней питали, что этот страх все же не был таким уж чрезмерным, чтобы ее это задевало.
Я слушал Жозефину около часа, но готов был слушать ее целый день и всю жизнь.
К сожалению, старушке пора было возвращаться в Жювиньи, она и так уже проделала пять-шесть лишних льё, чтобы встретиться со мной.
Больше всего в этом рассказе меня поразило его начало, а именно то, что графиня собирается посетить усадьбу.
Я не смел и мечтать о подобном счастье — провести хотя бы день с Эдмеей в ее отчем доме, полном девичьих воспоминаний о поре детства и юности.
Однако я попытался этого добиться, и вот каким образом.
Так как я не знал, когда графиня прибудет в усадьбу, то решил отправиться уже на следующее утро в деревню Жювиньи.
Я задумал поселиться там, выдавая себя за художника, приехавшего на этюды.
Госпожа де Шамбле по дороге в усадьбу не могла миновать деревню — таким образом, мне стало бы известно о дне ее приезда.
Жозефина должна была предупредить графиню о том, что я нахожусь поблизости (я не собирался неожиданно нагрянуть в усадьбу), а также спросить, удобно ли ей меня принять.
Если бы Эдмея сочла мой визит неуместным, она отказалась бы меня видеть.
В противном случае ей следовало поставить в окне своей комнаты, которое было видно с дороги, китайскую фарфоровую вазу с букетом цветов, и это означало бы, что я могу к ней явиться.
Я опасался, что старушка что-нибудь перепутает, и на всякий случай составил ей на бумаге подробное описание своего плана.
В нижней части листка я приписал те три слова, что Вы вырезали кончиком ножа над дверью моего дома и что с тех пор столь часто приходили мне на ум: "Да будет так!"
Позвольте попутно заметить, друг мой, что эти слова стали для меня своего рода заклинанием, неизменно приносящим мне удачу.
После того как мы все обсудили, кормилица снова отправилась в путь.
Как обычно, Альфред вернулся домой в пять часов.
Он поднялся в мою комнату. Я узнал шаги друга и, когда он вошел, обернулся к двери.
— По правде сказать, — заявил Альфред, — я привез тебе гостя, которого ты не ожидал увидеть.
— Кто же это?
Друг огляделся, как бы убеждаясь, что мы одни.
— Это господин де Шамбле, — ответил он.
Невольно вздрогнув, я вскричал:
— Господин де Шамбле! Зачем ты привез ко мне господина де Шамбле?
— Я привез его не только к тебе, я привез его в Рёйи. Черт побери! Когда стремишься стать депутатом, приходится обрабатывать избирателей. Господин де Шамбле продал усадьбу в Жювиньи, но у него еще осталось поместье Шамбле, и он по-прежнему — видный налогоплательщик и член совета департамента. Следовательно, к этому человеку надо относиться с почтением. Кроме того, у него прекрасная охота и он пригласил тебя на открытие охоты в начале сентября. Я знаю, что ты жаждешь туда поехать. Будет неплохо, если он еще раз пригласит тебя. Наконец, это муж госпожи де Шамбле. Короче говоря, граф приехал ко мне в префектуру и пожаловался, что ты был в Берне и не заглянул в его усадьбу, и он очень на тебя сердит. Я подумал, что тебе следует срочно с ним помириться и привез его в Рёйи.
— Значит, граф покинул Берне?
— Да, он едет в Париж на три-четыре дня, чтобы уладить дела со своим нотариусом. Послушай, разве ты не рад лично убедиться, что граф будет отсутствовать несколько дней?
— Лично убедиться?
— Разумеется, так как я подозреваю, что ты уже знаешь об этом: славная старушка, заходившая сюда, вряд ли могла поведать тебе о чем-то другом.
— Альфред!
— Дорогой друг, хороший начальник должен стараться не допустить раздоров в своем ведомстве. Черт возьми, дай же мне принять собственные меры предосторожности!