— Сударыня, — спросил я, — не могли бы вы позволить постороннему человеку совершить добрый поступок, коль скоро это не удается сделать вам?
— Я не понимаю вас, сударь, ведь я не допускаю, что вы предлагаете мне купить замену для моего подопечного, — ответила г-жа де Шамбле.
— Простите, сударыня, — настаивал я, видя, что она снова собирается встать, — и все же соблаговолите выслушать меня до конца.
Госпожа де Шамбле осталась на месте.
— Я никогда не играл, так как поклялся, вернее, пообещал своей матушке этого не делать. Сегодня ночью мой друг Альфред де Сенонш вынудил меня доверить ему сто франков, чтобы пустить их в игру. Поставив деньги на кон, он выиграл шесть или семь тысяч, часть из которых, вероятно, принадлежит вашему мужу. Утром Альфред вручил мне выигрыш, и я согласился взять его, заранее решив, что потрачу эти деньги на доброе дело или на несколько добрых дел. Бог прочитал мои мысли и послал мне вас, сударыня, чтобы я немедленно осуществил свое намерение.
Госпожа де Шамбле не дала мне договорить. Поднявшись, она сказала:
— Сударь, вы, должно быть, понимаете, что я не могу принять подобное предложение.
— Поэтому, сударыня, я делаю его не вам, — возразил я. — Вы лишь укажете мне, где болезнь, которую я могу излечить, или слезы, которые я могу осушить. Я пойду туда, чтобы излечить эту болезнь и осушить эти слезы — от вас же не потребуется даже благодарности. Вскоре, когда станут собирать пожертвования для какой-нибудь бедной семьи, деньги на восстановление храма или покупку места для погребения, я тоже приду к вам, сударыня, и протяну свою руку, а вы положите туда луидор. В таком случае, вы дадите мне больше, чем я даю вам сегодня, так как это будут ваши личные сбережения, в то время как я хочу вручить вам две тысячи франков, ниспосланные мне судьбой, а если вы их примете, то скажу — Провидением.
— Вы можете дать мне честное слово, — взволнованно спросила г-жа де Шамбле, — что получили эти деньги при обстоятельствах, о которых рассказывали?
— Клянусь, сударыня, я не стал бы лгать, даже ради того чтобы заслужить право совершить доброе дело.
Госпожа де Шамбле протянула мне руку, и я почтительно поцеловал ее.
Почувствовав прикосновение моих губ, женщина вздрогнула и слегка отпрянула.
— Я не вправе мешать вам, сударь, спасти эту семью от отчаяния, — сказала она. — Я пришлю к вам своего подопечного, а лучше — его невесту; бедный юноша будет счастлив вдвойне, если узнает обо всем от нее.
На этот раз поднялся уже я и сказал:
— Я задерживал вас дважды, сударыня, а теперь спешу вернуть вам свободу.
— Не сердитесь, если я воспользуюсь ею, чтобы поскорее сообщить добрую весть моим бедным страдальцам. Вы осчастливите целое семейство, сударь, и Господь воздаст вам за это!
Поклонившись, я проводил г-жу де Шамбле до двери прихожей, где, как уже было сказано, ее ждал слуга.
Когда я остался один, меня охватило необычное состояние духа, или, вернее, души.
Вернувшись в кабинет, я некоторое время стоял возле двери, не понимая, почему я продолжаю стоять, и не осознавая собственных мыслей.
Я лишь вспоминал недавнюю сцену, чувствуя себя во власти могучих чар.
Кроме того, я испытывал физическое и нравственное блаженство, какое до сих пор еще не посещало меня, но не отдавал себе отчета в том, чем вызвано это состояние.
Мне казалось, что я обрел небывалое равновесие всех своих способностей.
Все мои чувства обострились до такой степени, что, казалось, приблизились к своему апогею.
Я ощущал себя счастливым, хотя ничто в моей жизни не изменилось и ничто как будто не предвещало радости.
Мне было стыдно, ведь я сказал себе после смерти бедной матушки: «Я уже никогда не буду счастлив!»
И вот теперь я думал о своей утрате не с прежней скорбью, а со светлой грустью, заставившей меня обратить взор к Небу.
И тут меня ослепил луч солнца, упавший на лицо.
— О моя добрая, моя обожаемая матушка! — вскричал я вполголоса. — Не ты ли глядишь на меня?
В тот же миг легкое облако заслонило солнце, а затем луч показался снова и засиял еще ярче.
Мне подумалось, что тень смерти промелькнула между солнцем и мной.
Луч же света был улыбкой, и я улыбнулся ему в ответ, а затем снова опустился в кресло, стоявшее напротив того, где только что сидела г-жа де Шамбле.