- Я требую от тебя немедленного ответа! - зло говорила Алонца, срываясь на фальцет.
- Ты все испортила, - дон Хуан тряхнул жену за плечи. - Зачем ты при всех обвинила ее в том, что она убила мужа?!
- Я сделала это потому, что ты должен прекратить ее домогательства! Или ты вместе со мной будешь свидетельствовать, что Инесс убила мужа и что она ведьма, или тебе ничего не достанется! - с этими словами Алонца жадно обхватила шею дона Хуана, с усилием пригнула его к себе и поцеловала. Затем обхватила ногой и попыталась повалить на землю, зарычав, - Я хочу заняться с тобой любовью! Прямо здесь, сейчас! Я этого требую!
- Ты сошла с ума! - дон Хуан высвободился из удушающих объятий супруги.
- Нет, это ты сошел с ума! - взбешенная отказом мужа, "тыква" отскочила назад. - Это мое последнее слово - или ты со мной, или я сделаю так, что никому ничего не достанется. Инесс сожгут, а тебя изгонят! Даю тебе срок до вечера!
- Алонца! Стой! - дон Хуан бросился, было за стремительно удаляющейся супругой, но затем остановился, закрыв голову руками. - Ревнивая дура! - сказал он в сердцах и стукнул кулаком по стене замка. - Надо найти Инесс. Кстати, она должна объяснить, что означает появление этого дона Фердинанда, чтоб его черти унесли!
Ариадна Парисовна сидела до тех пор, пока шаги де Бальбоа не стихли. Ведьма была озадачена. Что именно испортила Алонца? И вообще, из этого разговора ясно следовало, что эти двое уверены в том, что дона Карлоса именно убили, причем, похоже, даже знают кто. Госпожа Эйфор-Коровина еще раз подумала об отражении демона, отпечатавшемся в глазах дона Карлоса. Необходимо как можно быстрее выяснить, что это за демон.
Слуга с поклоном преподнес дону Фердинанду кубок вина.
- Ниже кланяйся! - рыцарь стукнул бедолагу по спине. - Разве ты не видишь, что перед тобой стоит служитель Прекрасной Дамы, доньи Инесс Боскана-и-Альмагавера!
- Кланяйся ниже! - вторил хозяину Ромуальд и тоже стукнул слугу кулаком по спине. Несчастный поклонился до самой земли и его скрутил радикулит.
- Ну хватит уже! Терпеть не могу подхалимства, - скривил нос дон Фердинанд. - Мне кажется, что эти гардины давным-давно пора менять, - он указал Ромуальду на фамильные гобелены, где руки самых искусных вышивальщиц запечатлели историю подвигов властителей замка Боскана-и-Альмагавера.
- Вы правы, совершенно никуда не годные гардины! - тут же отозвался эхом Ромуальд, мысленно подсчитав, что десятая часть одного такого гобелена стоит в пять раз больше, чем все рыцарское вооружение дона Фердинанда, вместе с белым конем. - Должно быть, хозяин этого замка жуткий скупердяй.
Дон Фердинанд громко расхохотался и отпил вина из кубка. Лицо его тут же скривилось, словно он откусил незрелый лимон.
- Фу! И это вы называете вином? - с этими словами благородный рыцарь выплеснул содержимое кубка на персидский ковер. - А ковер-то, какой потертый! Просто кошмар!
- Верно, ваша светлость, - Ромуальд опустился на колени, чтобы исследовать рукотканный ковер из чистейшей шерсти поближе. Поразившись тому, насколько искусно сплетены нити, как богат узор, как насыщен цвет, трубадур поднял голову и произнес, - это какая-то половая тряпка! Определенно, хозяин - жмот!
Дон Фердинанд снова расхохотался.
- А картины-то, картины! Школярская мазня!
Ромуальд подошел поближе и вытащил из кармана очки с треснувшими стеклами. Натянув их на нос, трубадур взял скамеечку. Несколько минут он влезал на нее, разглядывал подписи на картинах, слезал, переставлял скамеечку, снова влезал и смотрел. Потом развел руками.
- Совершеннейшая мазня нидерландских подмастерьев и бестолковых итальяшек!
Дон Фердинанд схватился за живот. Ромуальд еще раз с благоговением взглянул на творения Рогира Ван дер Вейдена, Сандро Боттичелли и Донателло, затем обернулся к своему хозяину и повторил.
- Ужасная мазня! У хозяина никакого вкуса!
- Ха-ха-ха! - пыхтел рыцарь. Затем вдруг резко перестал. - Однако, где же донья Инесс? Она заставляет нас ждать, это не оченьгто вежливо с ее стороны.
- Это не очень-то вежливо с ее стороны! - вторил ему эхом Ромуальд.
- Я благородный идальго и не потерплю такого отношения к своим чувствам! - дон Фердинанд оперся на каминную полку. Правда, так как он был не очень высокого роста, ему пришлось задрать для этого локоть.
- Донья Инесс Боскана-и-Альмагавера потеряла сегодня своего благородного супруга, - нерешительно сказал слуга.
- А! - махнул рукой дон Фердинанд, - должно быть, этот пьяница валяется где-нибудь в стоге сена, обнимаясь с грязной крестьянкой.
- Дон Карлос, добрейший и благороднейший идальго по всей Испании, лежит мертвый в своей постели! - вскипел слуга.
Дон Фердинанд приподнял брови, сжал губы, постучал пальцем по кончику носа.
- Так значит, донья Инесс теперь вдова? - спросил он.
- Да, - ответил слуга. - И, должно быть, горюет о своем муже.
- Ну, этому горю можно помочь, - скривился в пошлой гримасе рыцарь и поправил свой стальной гульфик.
- Этому горю можно помочь! - растягивая слова, отозвался Ромуальд.
- А, пожалуй, гобелены-то недурны, - заметил дон Фердинанд, после некоторого раздумья. - И коврик тоже, ничего, если почистить. Да и картинки эти не безнадежны.
Ромуальд растопырил руки, мол, не вопрос!
- Если этой вот распутнице, что прикрывается волосами, пририсовать по чуть-чуть в некоторых местах, - дон Фердинанд заговорщицки подмигнул трубадуру и нарисовал руками в воздухе силуэт пышной женщины, - да раковину эту, в которой она стоит, замазать, а вместо нее сделать такой Тирольский луг...
- Донья Инесс Боскана-и-Альмагавера! - громогласно объявил замковый герольд и протрубил что-то.
Люба появилась вверху лестницы, сопровождаемая Ариадной Парисовной.
- Здравствуйте, благородный рыцарь! - произнесла мадам Вербина с придыханием, сверкая глазами.
Однако, когда ее глаза перестали сверкать и разглядели рыцаря, Люба слегка приуныла. Фердинанд Кастильский, благородный идальго и служитель Прекрасной Дамы, оказался как две капли воды похож на Вячеслава Карповича Неповинного, начальника овощебазы № 5. Этот гнусный инкубов сын, в начале голодных 90-х годов XX века предлагал мадам Вербиной закрутить мелкую пло-довоовощную интрижку: пять кило польской клубники и мешок финской картошки в обмен на самое дорогое, что есть у женщины.
Та же бородка клинышком с проседью, те же маленькие поросячьи глазки водянистого цвета, точно такие же благообразно румяные щеки, подернутые легким глянцем. Кроме того, рыцарь на белом коне оказался довольно пузат, коротконог и мал ростом. Мадам Вербина сморщилась и хотела уж было сослаться на траур, но потом вспомнила о роковой ошибке, совершенною ею в отношении рыцаря на сверкающем джипе, и, сделав усилие, обольстительно заулыбалась (или оскалилась). Да и наряд опять же. Что, зря одевалась, что ли?
- Здравствуй, Прекрасная Дама! - гордо приветствовал ее дон Фердинанд и сделал небрежный знак трубадуру. - Прими мое заверение Е любви и почтении.
Люба милостиво кивнула. Даже самой понравилось, захотелось еще раз так кивнуть. Очень величественно получается.
Ромуальд выступил вперед, развернул небольшой свиток, откашлялся, затем, нагнулся, поправил гетры, встал, снова откашлялся.
- Читай же, бездельник! - сердито прошипел дон Фердинанд, и, обращаясь ко всем присутствующим, громко добавил. - Моего собственного сочинения станс, посвященный Прекрасной Даме.
Мадам Вербина не знала, что сказать, но чувствовала себя почему-то так, словно ее надули при обмене валюты. Уголки ее губ поползли вниз, а в голове возникла озадаченность. "Может быть, это у них тут лирика такая?", - подумала Люба. - "Моды на беременность мне тоже не понять. Да и Шекспир еще не родился. А тут в испанской провинции и подавно, откуда взяться лорду Байрону? Конечно, это не "Я помню чудное мгновенье...", но все же...".