Радостно вцепившись зубами в мягкую булочку, Люба издала стон наслаждения. Ни одно из "местных" изысканных блюд не доставило ей такого наслаждения, как этот, изготовленный из замороженных полуфабрикатов, продукт. Затем мадам Вербина принялась за хрустящую горячую картошечку, в которой было никак не меньше шестисот калорий... Ну да Бог с ними с калориями-то! Один раз живем" да и тот последний!
- Ну не то, чтобы один, и далеко не последний, - отозвался черт на Любины мысли. Он быстро-быстро обгладывал курицу, и уже через несколько минут перед ним была груда костей. Облизав пальцы, Бальберит взял с другого блюда утку, фаршированную яблоками, и принялся за нее.
- Но мы же не помним, что с нами было в прошлых жизнях, значит, получается, что как бы последний, - возразила Люба.
- Помните, помните, - ответил Бальберит, со знанием дела.
- Как это?
- А ты здесь зачем? Узел свой кармический развязывать? Так? Значит, есть память-то, есть! Зачем за своего первого мужа замуж выходила? А? Помните прежние жизни! Оттого и поступки дурацкие совершаете! Так задумано" чтобы вы сами себя наказывали, нас, чертей, лишний раз не нагружали.
Люба вздохнула, на нее тут же нахлынули горькие воспоминания.
- Значит, все эти мои замужества...
- Да, да! Именно, собственными руками кувалду и по своей же голове! - хохотнул Баль-берит.
- Неужели только для этого память о прошлых жизнях нужна? = - ужаснулась мадам Вербина.
- Да нет... - черт расслабился и растянулся в кресле. - Для деятельности вашей тоже нужна прежняя память. Обрати внимание, что современный человек может с легкостью освоить все работы каменного века, средневековья и нового времени, это все кармическая память. Ну и потом, избранники эти, конечно...
- Предназначенные судьбой? - оживилась Люба.
- Да, но найти его почти нереально, - покачал головой черт.
- Да? Странно, Ариадна Парисовна говорила, что хотя бы раз в жизни судьба сводит предназначенных друг другу...
- Вот именно! Один раз! Кто же этот раз заметит?! В одном трамвае проехали, в одном вагоне метро, лбами на входе в учреждение столкнулись! Как в таких условиях можно успеть сообразить, что это избранник?
- Да, и правда, - вздохнула мадам Вербина. - То-то же, - наставительно произнес черт.
- Расскажи еще что-нибудь, - печально попросила мадам Вербина. - Я все равно в следующей жизни забуду.
- О чем? Люба тяжело вздохнула.
- О любви, семье... Расскажи, какая она будет через сто лет?..
Бальберит посмотрел куда-то вверх, задумался, приложил палец к губам и вымолвил:
- Ну, нашими стараниями, будет, конечно, м-м-м... - черт замялся, подбирая слово, - не скучно. Слушай, произойдет это в 2010 году.
Пропел петух. Люба тряхнула головой и увидела, что Бальберит исчез, а она лежит перед пустым столом, на котором громоздятся остатки ночного пиршества.
- Заснула я, что ли? - спросила себя мадам Вербина.
Решив, что ей, должно быть; просто привиделся красочный сон, она огляделась вокруг.
- Надо в туалет сходить, пока он не пропал! - осенило ее и Люба бросилась за ширму.
Однако уже через десять минут ею овладело сильнейшее беспокойство. Бальберитовы ухищрения и не думали исчезать. Кровать с балдахином оставалась на месте. Исчезли только свечи, но этому было простое объяснение - они просто догорели. Объедки и не думали пропадать! Кроме того одного взгляда на стол было достаточно, чтобы подумать будто этой ночью тут пировала целая компания.
Люба схватилась за голову, как же она объяснит все это тюремщикам? Теперь уж ее точно ничто не спасет!
- Ах, он, мерзавец! Он же меня просто подставил! - мадам Вербина разгадала хитрость Бальберита, но, увы, слишком поздно.
Дверь с грохотом отворилась, и на пороге появился тюремщик.
- Вста... - браво гаркнул он и замер с открытым ртом, оглядывая камеру, - ...вай, - машинально договорил стражник, присев от испуга.
Потом попятился назад, с ужасом посмотрел на Любу, медленно развернулся и пулей выскочил в коридор, захлопнув за собой дверь. Затем мадам Вербина четко услышала, как на пол что-то полилось и раздался нечеловеческий крик-вой:
- Чертовщина! Нечистая сила!
Спустя несколько минут, в коридоре топот раздался снова, но на этот раз было понятно, что визитеров намечается целая толпа.
Люба заметалась по камере, не зная как прикрыть оставленное Бальберитом "великолепие". Мадам Вербина схватилась за полог кровати, потом за ширму, потом попыталась подвинуть массивный столик. Было слышно, что толпа остановилась прямо перед Любиной дверью. Внезапно возбужденные голоса смолкли, и мадам Вербина услышала, как тихонько открывается смотровое окошечко.
- А, ну его! - отчаянно махнула рукой Люба и спокойно уселась на кровать. - Два раза не сожгут!
В смотровом окошечке появились напуганные до смерти глаза, выпученные в точности как у глубоководного краба.
- Ой! Дева Мария, защити! - послышалось бормотание.
- С добрым утром, господа! - приветствовала всех Люба.
- Не смей разговаривать с нами, ведьма!
Мадам Вербина узнала голос отца Бартоломео, однако тон его был уже вовсе не так строг как вчера. Доминиканец даже не кричал, а скорее вопил, каким-то дребезжащим тенором. Дверь отворилась и прежде чем Люба успела что-либо сказать, сделать или даже подумать, на нее навалилось человек пять крепких доминиканских монахов, которые тут же скрутили мадам Вербину какими-то странными лентами из атласа. Отец Бартоломео осторожно сунул голову в камеру, и, убедившись в том, что "ведьма" обезврежена, вошел. Причем к нему тут же вернулась вся "гордость и стать".
- Ну, после всего этого ты еще будет утверждать, что не являешься ведьмой? - спросил он, обводя широким жестом "чертово" убранство.
- Что вы имеете в виду? - мадам Вербина совершенно непонимающе заморгала.
- Как здесь появились все эти вещи?! - завопил отец Бартоломео. - Вам помог нечистый дух! Другого объяснения не может быть!
- Послушайте, не знаю, что за вещи вы имеет в виду, но вот эта деревянная лавка, забрызганная кровью и такой же столик, и вонючее ведро - были здесь с самого начала. Черти бы уж постыдились такое убожество женщине в камеру поставить! Вы посмотрите на эту лавку, - Люба показала рукой на шикарную кровать под балдахином. - Здесь же спину можно занозить! Спать невозможно!
Присутствующие переглянулись, а потом, будто по команде, принялись креститься, тереть глаза, потом крестить глаза.
- Ведьма! - завопил отец Бартоломео. - Ты ведьма.
- Успокойтесь, психопат! - заявила осмелевшая вдруг Люба. - Не моя вина, что вас тут всех, как это нынче говорят, глючит! Мало ли чего вы за ужином наелись?! Может, вам кухарка поганок сготовила, вот вам и чудится невесть что! А я вот ночь просидела на хлебе и воде - и никаких посторонних предметов в камере не вижу. Да где вы дурака-то такого найдете, что в тюрьму хорошие вещи потащит?! Всем известно, что у вас тут за порядки!
Монахи стали еще пуще креститься и тереть глаза, и даже сам отец Бартоломео перекрестился, подошел к кровати, потрогал матрац руками, перекрестил его, зажмурился, снова перекрестил.