"Прощайся с мужем!" - отчаянный крик госпожи Эйфор-Коровиной заставил Любу покориться.
- Мы ждем, донья Инесс, - нетерпеливо сказал судья. - Вы нас задерживаете.
- Я хочу попрощаться с мужем! - громко ответила Люба.
- Этого нельзя! - возмутился судья. - Вы пытаетесь отсрочить казнь! Для того, чтобы вы смогли с ним попрощаться, нам придется .везти вас в замок Боскана-и-Альмагавера, а это почти целый день пути!
Толпа возмущенно загудела. - Не юли, ведьма! Жечь ведьму! - раздались выкрики.
- Тело дона Карлоса здесь! - зычный голос отца Эрменегильдо пронесся над толпой. Все моментально стихло!
Держа лошадь под уздцы, францисканец повел ее через расступающуюся перед ним, словно воды Красного моря перед Моисеем, человеческую стену. Многие начали креститься.
- Так что? Отвязывать ее, что ли? - недовольно спросил палач.
- Отвязывай, - пожал плечами судья.
- То привяжи, то отвяжи, никакого порядка! - возмутился палач, и, продолжая ворчать, развязал Любе руки и снял колодки с ног. Мадам Вербина тут же бросилась вниз к телеге, будучи уверенной, что сейчас случится какой-нибудь сюрприз, что как только она коснется повозки, как та исчезнет, станет невидимой или перенесет Любу обратно, в ее время.
Мадам Вербина моментально запрыгнула на телегу, но ничего странного не произошло. Отец Эрменегильдо с очень серьезным видом откинул покрывало и перед Любой появилось бледное лицо покойного дона Карлоса.
- Как? - с недоумением уставилась она на францисканца. - Что это значит?
- Умоляю вас, донья Инесс, целуйте! - тихо прошипел монах.
Люба огляделась, пытаясь найти Ариадну Парисовну. Госпожа Эйфор-Коровина оказалась неподалеку, видимо, она шла следом за телегой. Ведьма сложила губы в трубочку и вытянула, всем своим видом показывая, что надо поцеловать покойника. Мадам Вербина посмотрела на судью, дрожавшего от нетерпения, перевела взгляд на столб, окруженный вязанками дров, и, зажмурившись, быстро чмокнула дона Карлоса в губы. В ту же секунду его тело вздрогнуло, и Люба была готова поручиться, что перед ее глазами на мгновение появился маленький зеленоглазый черт с кошачьим телом и розовыми крыльями! Он натянул лук и послал стрелу точно в сердце дону Карлосу, а после этого сказал:
- Наконец-то, а то я уж думал, что так и останусь тут на сто лет торчать, пока какая-нибудь некрофилка случайно не набредет на этого дона Карлоса!
Сказал и пропал. Толпа заволновалась, предчувствуя скорую казнь. Крики: "Жги ведьму!", слились в единый вой, и тут вдруг произошло то, что заставило всех немедленно опять замолчать. В абсолютной тишине дон Карлос сел. Он осмотрелся и помотал головой, явно не в состоянии понять, как он попал на рыночную площадь. Потом он перевел свой взгляд на Любу, и глаза его вдруг наполнились слезами.
- О, моя дорогая жена! Моя любимая! Мне приснился такой ужасный сон! Будто ты разлюбила меня и хочешь убить! Я люблю тебя! Странно, но в моем сердце пылает такая страсть, какой я никогда раньше не испытывал!
Пара тысяч горожан, собравшихся на площади, одномоментно лишились дара речи и только в изумлении переводили глаза с доньи Инесс на дона Карлоса.
- Нет! Нет! - прорезал тишину истошный крик Алонцы. - Это должна была быть я!
- Жечь ведьму! - дико завыла толпа.
- Что?! - дон Карлос вскочил на ноги. Он увидел столб, над которым была табличка с надписью: "донья Инесс, ведьма". - Не позволю!
- Давайте, задайте им жару, дон Карлос! Как сарацинам! - отец Эрменегильдо радостно "жал кулаки.
Люба, у которой сделался временный полный паралич, широко раскрытыми глазами смотрела, как высокий мужчина богатырского сложения расшвыривает пинками вязанки хвороста, да так, что те летят, будто футбольные мячи на десятки метров. Затем разъяренный дон Карлос взялся двумя руками за столб, присел и вывернул его из земли!
- Тот, кто прикоснется к моей жене - умрет! - крикнул он, обводя сверкающими от ярости глазами всех присутствующих. - Не бойся, любовь моя, я сумею тебя защитить.
Палач вынул из ножен меч и бросился на дона Карлоса, но тот ловко увернулся, подобрал полено, и во время следующей атаки палача умудрился пропустить его рядом с собой и огреть этим поленом по загривку. Палач рухнул на землю, будто спиленное дерево. Дон Карлос подобрал меч и подошел к Любе. Ее взгляд встретился с лучистым, полным любви и нежности взглядом дона Карлоса. Мадам Вербина вдруг почувствовала, будто у нее внутри тают арктические льды, и ее саму тоже затопляет любовь и нежность. Дон Карлос порывисто дышал, и будучи не в силах больше сдерживать свои чувства, слился с мадам Вёрбиной в страстном поцелуе.
Отец Эрменегильдо, пользуясь возникшим замешательством, указал пальцем на отца Бартоломео и громогласно объявил.
- Ты послал на костер невинных людей ради того, чтобы получить секрет превращения любого металла в золото! Ты, верховный инквизитор, хотел обогатиться, занимаясь алхимией! Я, Эрменегильдо, обвиняю тебя, доминиканец Бартоломео в пособничестве сатане и буду требовать твоего суда.
- Взять их! Все вон с площади! - к отцу Бартоломео вернулся, наконец, дар крика.
В ту же секунду на отца Эрменегильдо, Ариадну Парисовну и Любу навалились боевые братья и монахи- телохранители, которые скрутили всех троих. Невесть откуда появился целый отряд подобной чернорясной братии, принявшийся палками разгонять людей. Однако неожиданно часть людей в одеждах паломников не только не отступила, а оказала ожесточенное сопротивление. В руках у "богомольцев" непонятным образом оказались мечи, арбалеты, боевые хлысты.
Внезапно рядом с Любой оказался Ромуальд. Он в два прыжка забрался на кафедру, с которой выступал судья Эймерик, и где трясся от ужаса отец Бартоломео. Оказавшись на возвышении, бродяга одним движением сорвал с себя старый потертый шутовской кафтан. Оказалось, что толстые бока и живот Ромуальда были ни чем иным, как подобранным кардинальским кафтаном! Красное, сверкающее облачение разом превратило бродягу в папского легата. В довершение всего, Ромуальд вытащил из своей сумы шапочку и торжественно ее надел. Судья Эймерик хлопнулся в обморок, отец Бартоломео присел на корточки и закрылся руками, отец Эрменегильдо и Ариадна Парисовна уставились друг на друга, затем дружно перевели взгляды на Ромуальда. Люба и дон Карлос ничего не заметили, потому что все еще целовались.
Бывший "трубадур" ударил в гонг и оглушительно тонким и дребезжащим голосом прокричал:
- Именем папы, все арестованы! - Уй! - схватился за голову Пью, телохранитель отца Бартоломео. - Тайный папский легат!
"Паломники" тем временем ловко, с очевидной сноровкой, попарно связали доминиканцев и выстроили их перед помостом.
- Итак, господа, - заявил Ромуальд, у которого разом ушли куда-то все ужимки и гримасы, - у нас имеется раскрытый заговор и трое приговоренных. В виновности двоих из этих приговоренных у меня нет никакого сомнения. Поэтому, чтобы не разочаровывать собравшуюся публику, мы их моментально казним, потому что колдунам и чернокнижникам нет места в христианском обществе! Христиане! Братья во Христе! Знайте, что в любой день и в любую ночь, утром, вечером и в обед - папа на страже ваших интересов! Выбирайте папу! Выбирайте вечное спасение! Выбирайте рай и отпущение грехов! Даешь всю власть папе! - Народ скандировал:
- Власть папе! Да здравствует папа!
И под эти лозунги Ромуальд собственноручно взял один факел, другой отдал одному из "паломников", и тот направился к Алонце. "Трубадур" же подошел к дону Хуану.
Черт Бальберит, наблюдавший всю эту картину, в отчаянии схватил себя за рога. Он уже почти физически ощущал как его превращают в полтергейст. Тут ему в голову пришла мысль. Он быстро подлетел к Алонце, и что-то шепнул ей на ухо, затем подлетел к дону Хуану и проделал то же самое.