- Ну... так, в общем, ничего... - пробормотала мадам Вербина, поворачиваясь к зеркалу задом. Потом схватилась обеими руками за голову и подошла к зеркалу вплотную.
- Этого не может быть! - сказала она себе. - Этого не может быть! Мне это снится! Сейчас я лягу в постель, накроюсь одеялом и проснусь... где же я проснусь? - Люба задумалась. - На худой конец, в вытрезвителе...
Люба добралась до кровати и легла, с опаской поглядывая на труп в полутора метрах от нее. Внезапно за дверью раздался звук приближающихся шагов. Мадам Вербина вздрогнула. Первая мысль: спрятаться! Люба даже дернулась, чтобы забраться под кровать, но испугалась мышей, которые, гипотетически, могут там оказаться.
- Инесс! Это Алонца, мы уже можем войти? - раздался тонкий, и, как показалось Любе, стервозный голосок.
- Я вхожу! Сердце мадам Вербиной колотилось с частотой двести ударов. Обильно покрывшись холодным потом, Люба, даже не глядя на эту Алонцу, уже поняла, что терпеть ее не может. Что за привычка ломиться в чужую спальню с утра пораньше?
Дверь распахнулась и на пороге появилась Алонца. Маленькая, жирненькая, рыжая особа, с малюсенькими водянистыми глазками. Люба моментально окрестила ее "Тыквой". Взгляд "тыквы" впился в лежащее на кровати тело.
Мадам Вербина подумала, что если она спит, то удивляться ничему не нужно, а если она сошла с ума, тем более.
- О, Боже! Это ты его убила! Это ты! Я знаю! Теперь тебе достанутся все его деньги!.. - злобно взвизгнула стервоза и затопала ногами.
"Да-а, - протянула про себя Люба. - Хорошее знакомство с хорошим человеком..."
Позади Алонцы толпились люди. По виду и запаху - натуральные бомжи.
Люба почувствовала, что вот-вот потеряет сознание. Единственное, что ее удерживало от обморока - это страх опять оказаться черте где. Впрочем, постепенно ею овладело любопытство. Если это сон, чем же он закончится? Неожиданно внимание мадам Вербиной привлекла какая-то горбатая старуха в засаленном чепце. Она влезла на невысокую скамеечку, позади толпы, и начала корчить Вербиной немыслимые рожи, отчаянно при этом жестикулируя. "Что за ненормальная?" - подумала Люба. Старуха расстегнула ворот своей рубашки и показала ожерелье из необработанных сапфиров, затем подняла руку и продемонстрировала ей серебряный браслет, Ариадна Парисовна!
- Что ты молчишь, как истукан?! - взвизгнула Алонца. - Нужно же послать за отцом Бартоломео! Душа дона Карл оса уже наверняка на пути в ад!
Ариадна Парисовна хлопнула себя ладонью по лбу. Люба отчетливо прочитала по ее губам: "Ну, говори же, что-нибудь, дура!".
- Все вон! - заорала мадам Вербина и приподняла брови, вопросительно глядя на Ариадну Парисовну.
"Бомжи" переглянулись и возмущенно зашелестели, как березы на ветру. Госпожа Эйфор-Коровина закатила глаза и повертела пальцем у виска.
- Я передумала! - тут же завопила мадам Вербина. - Останьтесь!
И перевела взгляд на Ариадну Парисовну. Та показала пальцем на Алонцу и скорчила умильную рожу, призывая выказать жирной корове дружелюбие. Суфлерща сделала жест - будто гладит стервозу по голове.
- Моя возлюбленная- Алонца! - изрекла Люба с шекспировским пафосом. - Приди на грудь мою, мечтаю я тебе поведать о...
Тут она замялась, увидев, что старуха наморщила нос и отчаянно колотит себя кулаком по лбу. - В общем, я тебя люблю и требую ответа - взаимна ли моя любовь? - закончила свою тираду Люба.
- А! Пытаешься меня задобрить? Не выйдет! - завопила рыжая бестия. - Теперь нет никаких сомнений, что это именно ты извела несчастного дона Карлоса!
- Стыдись, Алонца! Твоя сестра вне себярт горя! Она обращается к тебе за поддержкой, а ты обвиняешь ее в убийстве! Разве ты не видишь, что дон Карлос умер от апоплексического удара? Вчера он как обычно много лил, не взирая на запрет врача, и вот печальный итог. Прояви христианское милосердие!
Люба повернула голову и застыла, как зачарованная.
На нее страстно взирал мужчина. Черные как смоль, кудрявые волосы, бородка на манер Джорджа Майкла, смуглое лицо, сочные, правильной формы губы, тонкий нос с небольшой горбинкой. Серый шелковый камзол с серебряным шитьем ловко облегал его статную, красивую фигуру, а серые чулки обтягивали стройные, мускулистые ноги. А главное - он смотрел на Любу так, словно хотел воспламенить ее своим взглядом. Надо признать, что ему это удалось. Мадам Вербина влюбилась с первого взгляда и забыла обо всем на свете, включая беснующуюся на своей табуретке Ариадну Парисовну.
- Скажи Инесс, тебе, наверное, хочется, чтобы приехал отец Эрменегильдо, а не отец Бартоломео? - учтиво и вкрадчиво спросил красавец.
- Да! Да! - томно простонала Люба, прикладывая руку ко лбу и не отрывая глаз от сказочного видения в сером камзоле.
Ариадна Парисовна запрыгала на месте, держа себя обеими руками за горло, но увидев, что Люба на нее не смотрит, махнула рукой и, насупившись, отвернулась.
- Теперь все состояние Боскана-и-Альмагавера, Принадлежит тебе, сестра, - продолжала злобствовать Алонца.
- Говорят, что счастливей чистой девушки, только богатая вдовушка.
- Заткнись, чертова тыква! - вдруг вырвалось у Любы. Госпожа Эйфор-Коровина сорвала с себя чепец и вцепилась в него зубами.
Алонца будто только того и ждала. Удовлетворенная тем, что допекла сестру, она крикнула:
- Дон Хуан де Бальбоа, идем отсюда прочь! Не желаю терпеть оскорблений от этой мужеубийцы! - и повернувшись к Любе спиной, вышла, гордо задрав все три своих подбородка.
- Алонца! - красавчик кинулся вслед за "тыквой".
- Он ее муж?! - Вербина вытаращила глаза. Ариадна Парисовна показала ей на свой рот и сделала жест, как будто его зашивает. Слуги удивленно переглянулись между собой.
- Так что, послать за францисканцем Эрменегильдо? - подал голос молодой человек в рваном зеленом камзоле, оскалив в улыбке "кошмар стоматолога" желто-коричневые кривые зубы, стоящие "через один".
Любино лицо скривилось в гримасе отвращения.
- Неужели вы хотите, чтобы молитвы прочел отец Бартоломео?! - с ужасом в голосе спросил слуга, увидев недовольную мину хозяйки.
- А какая разница? - простодушно поинтересовалась Люба.
- Пошли за отцом Эрменегильдо! Не видишь - она не в себе! - подала голос Ариадна Парисовна.
У Любы вырвался вздох облегчения. Она хотела сказать госпоже Эйфор- Коровиной какую-нибудь благодарность, но внезапно ощутила сильный и болезненный укол на голове, кожу будто обожгло.
- О, Боже! - в ужасе прошептала Люба. - Да у меня вши!
Она взвыла и зачесалась так, что пальцы аж свело от напряжения.
- Госпожа Инесс, прикажите всем уйти, пора прочесть утренние молитвы.
Ариадна Парисовна слезла со скамеечки и заковыляла к мадам Вербиной, держа в руках странное одеяние.
- Прикройтесь, госпожа.
- Но я одета!
Со всех сторон раздались сдавленные смешки. Старуха молча протянула руку, Люба опустила глаза...
- Ой! - и выхватив у Ариадны Парисовны одежку, закрылась.
- Все вон!
Оказалось, что на длинном балахоне мадам Вербиной, в самом "интересном" месте вырезана большая круглая дырка! Да еще и кокетливо обшита цветными кружевами!
Слуги раскраснелись, как афганские маки - они едва сдерживали смех.
- Вон! - несчастная Инесс топнула ногой.
Присутствующие поклонились, а затем суетливо, толкая друг друга, попятились к дверям. Все, кроме Ариадны Парисовны. Как только затворилась дверь, за ней тут же грянул взрыв хохота.
- Это черт знает что такое! - страдальчески воскликнула Люба, глядя на свирепое лицо Ариадны Парисовны. - А вы что молчали? Не могли раньше предупредить, что у меня м-м-м... это не одето. Тьфу! Стихами заговорила. И вообще! Что все это значит? Вы мне можете объяснить?! Немедленно сделайте, все как было! Аи!
Любу снова укусила вошь.
- Прекратить истерику! - прогремела госпожа Эйфор-Коровина.