Ну, или как-то так. Не удержавшись на ногах, я чуть было не рухнула в грязь всей своей стиранной и штопаной красотой, но чьи-то сильные руки поймали меня буквально в полёте. Я успела только ойкнуть, судорожно вцепившись в своего спасителя (он же причина потери равновесия), как в голове понеслась вся эта романтическая ассоциативная цепочка. Окрыленная и воздушная словно сильфида, уверенная в собственной неотразимости, я уже готова была тупить взор и кокетливо стрелять глазками. Ведь на мне шикарное пальто и парадная шляпка!
- Поймал! Что это за птичка? - наши взгляды встретились, и улыбка-ухмылка потенциального кавалера погасла. - О, прости, мамаша.
Меня достаточно бесцеремонно поставили на ноги, аж зубами клацнула, после чего пришлось спешно одергивать съехавшие полы и ворот, возвращать канотье на положенное место.
Слова не шли в голову, по щекам пошли красные пятная, я сопела, как разъярённый дракон перед финальным плевком в паладина. Чертов рыцарь, лучше бы в лужу упала, от грязи отмыться можно, не впервой, а вот от слов... До чего же обидно! Лицо перекосило, даже презрительно поднятая бровь вызывает только жалость. Я стояла перед входом в шумное кафе, с ощущением, что на меня пялятся все его посетители, пыталась удержать подступившие к глазам слёзы. Деревянными пальцами водружала свой незатейливый головной убор обратно на макушку, но он как назло все съезжал обратно. Где эти чертовы булавки? Ненавижу себя за так не вовремя проявившуюся душевную чувствительность!
Есть у меня такая черта: вообще я не из пугливых, какого-нибудь барыгу на рынке могу обругать (все мы люди, зарабатываем как можем), наглого парня, распустившего руки, окоротить (неприятно, но в каком-то роде это неловкая демонстрация симпатии), а вот сталкиваясь с такой беспричинной грубостью, хамством - теряюсь. Превращаюсь в маленькую беспомощную девочку, голос дрожит, слезы сами собой катятся. А он стоит ещё, усмехается... Мог бы и промолчать, так нет, надо показать свое остроумие. Выдохнуть, выдохнуть.
Мои руки накрыли теплые мужские ладони и быстро поправили безобразие на голове, приколов шляпку на место к вороньему гнезду - булавка просто выбилась из прически, и я не могла ее нащупать.
- Ну, ладно, не сердись! Как тебя зовут, м... милашка? - посмеиваясь, спросил незнакомец.
- Идите к черту, месье, - да, это все, на что я способна в такой ситуации. Потому что щеки вот-вот станут мокрыми, осталось только носом шмыгнуть. Ах, ну вот, пожалуйста. А газета? Черт! Валяется прямо на мостовой, этот тип еще и сапогом ее придавил. И что мне делать? На колени перед ним бухнуться?
Проследив за моим взглядом, мужчина сошел-таки с перепачканных измятых страниц. С каменным лицом я подняла газету, и попыталась ретироваться - хватит с меня. Не удалось, меня бесцеремонно ухватили за локоть.
- Да стой же! Ты что, на бульваре новенькая? Не видел твоей мордашки. Работаешь?
Рука, сжимавшая грязный сверток, готова была нести возмездие. Всякая неуверенность в себе улетучилась, потому что на ее место пришла тихая ярость.
Что меня удержало от того, чтоб надавать ему мокрой газетой по мордасам? Врожденная интеллигентность, не иначе... В голове что-то тоненько зазвенело, и я увидела нас со стороны: лихой-удалой господин и сельская простушка, декорациями служит ярко освещенная окраина квартала проституток и воров. Кого тут можно встретить? Даму благородных кровей? Графиню в домино и маске? В этот час самая приличная женщина в поле моего зрения - цветочница, что ходит между столиками и предлагает разряженным в пух и прах господам букетики первоцветов. Богатые месье приводят сюда своих мадмуазель, любовниц, ослепляющих красотой, роскошью одежд и глубиной декольте. И тут появляется Марика.
И у нее есть идея.
- Сударь, вы обознались, - я напустила столько холодности и презрения в свои слова, что губы, их произносящие, должны были покрыться инеем. - Упорство, с которым вы делаете одно оскорбительное предположение за другим, поражает. Стоит ли мне позвать полицейского, чтобы избавиться от вашего назойливого внимания?
Ансельский язык, если обладаешь определёнными знаниями, позволяет вскользь указать человеку на его место, лишь немного изменив грамматическую конструкцию. К младшему сыну маркиза никогда не обратятся так же, как к старшему графскому отпрыску. Разговорный, простой анселе, для ежедневного употребления, не знает таких нюансов, в то время как вежливый, использующийся для обращения к айнам и меж господ, дает возможность выделить до четырех ступеней превосходства. Есть еще сверхвежливая форма, которая встречается разве что в молитвах к богам и прошениям к монархам, но мне известно лишь то, что она существует. А вот вежливая форма знакома не понаслышке. Все-таки в доме у айна жила и не самого последнего. Крестьяне и буржуа выносят со школьной скамьи лишь малую крупицу, приветствие да формулу покаяния в Храме, в то время как среди людей интеллигентных это норма общения. Ну-ка, тряхнем стариной.
Красноречивый взгляд на плененную руку, и его пальцы разжимаются. Мужчина высоко поднял брови и усмехнулся, и, помедлив, уже чуть более сдержанным тоном продолжил:
- Серьезная вы женщина, мадам. Нет, полицию звать не стоит. Молю о прощении, - в гротескном жесте он схватился за сердце. - Может быть, разрешите в качестве моральной компенсации угостить вас рюмочкой... хорошо-хорошо, чашечкой чая? Кофе?
- Кофе? - переспрашиваю я. Хохмит. Ты сам напросился. - Что ж, возможно это сгладит неприятное впечатление от нашего знакомства.
А что, играть в благородных, так играть. Он же не думал, что я откажусь? После шести-то лет кафешечного воздержания? Нет, любезный, будешь сидеть рядом с 'мамашей' и вести светскую беседу на глазах у всей этой полусветской публики, пока профитроли из ушей не полезут. А я буду вспоминать, что такое манеры, скоро пригодятся...
Мужчина с комичным поклоном пропускает меня перед собой, и я, лавируя между стульями и жаровнями, чинно шествую к столику в самом центре шумной веранды. Может место обычно выбирает и мужчина, но сегодня он страдает отсутствием такта. И похоже, он не рассчитывал на зрителей. Один-ноль в мою пользу. С прямой спиной усаживаюсь за столик, который сервирован явно не для чаепития.
- Два кофе, Себастьян, - делает он заказ появившемуся словно джин из бутылки официанту. Этот хлыщ их тут всех по имени знает?
- Да, господин Клебер. Мадам желает десерт?
- Что вы будете?
На белоснежной льняной скатерти лежат три кожаные папки: объемистое меню основных блюд и закусок, менее впечатляющая размерами винная карта, и совсем небольшое десертное, благо все подписано, и я максимально изящным жестом своих потрескавшихся от стирки рук беру верхнее. Не спеша открываю и пробегаюсь глазами по строкам. Прокол. Названия десертов в меню мне не знакомы. Что уж там, я с трудом могу их прочитать, в лучшем случае ошибусь в ударении, в худшем - закажу какие-нибудь сырники по-деревенски, чем окончательно уроню себя.
- Положусь на ваш вкус, - равнодушно бросаю в сторону, захлопывая меню. Вот так, пусть мужчины решают все мои проблемы, а не сваливают на хрупкие девичьи плечики бремя выбора. Но, кажется, мой спутник верно оценивает ситуацию. Лицо его говорит 'ну что ты тут из себя строишь?'. Сидит, небось, и думает, что я отродясь ничего вкуснее яблочного пирога не ела. Он что-то мурлыкает гарсону, и тот с легким кивком исчезает из поля зрения, захватив лишние бокалы и приборы.
Тихо шепчет граммофон. Гул людского многоголосья. Звон вилок о тонкий фарфор. Неуклюжая пауза. Мы сидим и рассматриваем друг друга, я как бы незаметно, он неприкрыто. Ну и пялься. Я же, сделав пару нейтральных комплиментов убранству зала, перестала пытаться развести тут светскую беседу и занялась разглядыванием окружающих.
- Откуда же вы, прекрасная незнакомка? - подал реплику месье Клебер все с той же иронией в голосе.
- Логично предположить, что из Антуи, милостивый господин, - совершенно не хотелось поддерживать его ерничество, да и устала уже от этого тона, так что решила не перегибать с ответным ехидством.
- Да, но конкретнее? У вас такой интересный прононс, я пытаюсь понять из какой ее части, уроженка севера или центра... - продолжает выдавать мне тонкие намеки, что я деревенщина. Столичный регион находился на юго-востоке, в то время как равнинные просторы центра и севера Антуи были районами аграрными. Уж атлас своей 'родины' я изучила вдоль и поперек, благодаря обширной библиотеке господина Бошана.