Нинкович. Пардон, мил фуа пардон![19] Я не перехожу границ в советах, которые должен был вам дать, если вы на них еще полагаетесь. Но, если в моих советах есть для вас что-то неугодное, я всегда готов ретироваться. Вы желали, чтобы я познакомил вас с правилами хорошего тона…
Живка. Да… я и сама вижу, вы не виноваты, только, знаете, как-то…
Нинкович (поднимается). Могу ли я считать, сударыня, что мои дальнейшие советы излишни?
Живка. Подождите! Я вижу, что так должно быть, конечно, вижу, но, знаете, как-то… не так-то легко бросить стыд под ноги.
Нинкович. Когда же вы желаете?
Живка. Хорошо. Давайте, скажем, завтра начнем учиться бриджу. А вот папиросу мне дайте. (Берет папиросу и кладет на стол.)
Нинкович (тотчас предлагает ей еще). Прошу вас.
Живка. А насчет этого… нельзя ли немного подождать?
Нинкович. Если у вас не хватает храбрости, лучше об этом и не думать.
Живка. Ох, братец ты мой!.. В конце концов будь что будет! Ну, считайте, что с сегодняшнего дня вы назначены на должность.
Нинкович. На какую должность?
Живка. Ну… эту… любовника.
Нинкович. Да? (Нежно целует ей руку.) Уверяю вас, останетесь довольны.
Живка. Ну, теперь что бог даст. Раз это хороший тон, пусть будет так, как требуется!
Нинкович. Еще один вопрос. Угодно ли, чтобы я писал вам любовные письма или нет?
Живка. Какие любовные письма?
Нинкович. Такие. Есть дамы, которым доставляет особое удовольствие каждый день получать маленькое розовое письмецо, полное нежных слов.
Живка. Ишь ты! Я никогда в жизни таких не получала.
Нинкович. Се ком ву вуле[20]… Как вам угодно, я в вашем распоряжении.
Живка. Ну, напишите одно, а там я посмотрю, как получится. Если понравится, закажу вам еще несколько.
Нинкович. Пожалуйста. Как только приду в канцелярию. Через десять минут у вас будет любовное письмо. А теперь, вашу ручку, дорогая моя приятельница! (Целует ей руку.) Ma шер ами Па-па! Па-па!..
Живка, Анка.
Живка в крайнем изумлении некоторое время тупо смотрит то на дверь, в которую вышел Нинкович, то на публику, как бы говоря: «Видите, что со мной стряслось?»
Анка (входит с улицы, одетая в другое, более нарядное платье). Барыня одна?
Живка. Да, одна…
Анка. Вы, барыня, выглядите так, будто чем-то расстроены… перепуганы, что ли?
Живка. Да, я перепугалась… черт знает, что со мной. Не легкое дело, Анка, быть министершей!.. Я и не знала, что это так трудно. Пойду прилягу, отдохну, у меня что-то голова закружилась. (Уходя.) А у вас еще ничего нет?
Анка. Вот, видите, даже другое платье надела.
Живка (в дверях оборачивается). Па-па, па-па!
Анка, Чеда.
Анка с удивлением глядит ей вслед, затем подходит к зеркалу и, послюнявив пальцы, приглаживает брови и поправляет прическу.
Чеда (входит с улицы). Что вы тут делаете перед зеркалом?
Анка (кокетливо). Прихорашиваюсь, барин!
Чеда. Так, так!
Анка. Ведь я молодая. Нужно же и мне кому-нибудь понравиться!
Чеда. Конечно!
Анка. Вот, барин, например, никогда на меня не обращает внимания.
Чеда. А зачем мне обращать на вас внимание?
Анка. Боже мой, ведь вы же мужчина!
Чеда. Знаю, что я мужчина, только…
Анка. А знаете, как говорится: все мужчины одинаковы.
Чеда. Это так, только вы, Анка, должны знать, что я человек порядочный.
Анка. А ко мне как раз порядочные-то мужчины больше всего в жизни и приставали.
Чеда. Верю. Но я-то ведь не совсем порядочный.
Анка (очень кокетливо). Я тоже бы так сказала. (Приближается к нему.)
Чеда. Гм! Гм! (Целует ее.) Вы, Анка, сегодня что-то необыкновенно ко мне расположены.
Анка. Ой, я видела вас во сне – и, знаете, как хорошо…
Чеда. Вот что, Анка, сон вы мне после расскажете, а сейчас я нахожусь в таких обстоятельствах, что мне явь кажется сном. Ну-ка, душенька, посмотрите, где моя жена. Мне с ней надо поговорить.
Анка. Хорошо, только вы разрешите рассказать вам сон?
Чеда. Конечно!
Анка (уходя). Поверьте, очень интересный сон. (Уходит.)
Чеда, Дара.
Чеда (смотрит ей вслед). Гм!
Дара (входит). Боже мой, где ты был?
Чеда. Я? У адвоката.
Дара. Что тебе от него надо?
Чеда. Хотел узнать, есть ли такой закон, чтобы замужнюю женщину могли выдать замуж!
Дара. Нечего было и спрашивать.
Чеда. То есть как нечего? Разве тебе твоя мать ничего не сообщила?
Дара. Сообщила, ну и что?
Чеда. Разве она не сказала тебе, что ты должна стать госпожой Никарагуовицей?
Дара. Господи, неужели ты все это принимаешь всерьез?
Чеда. Ну как же не всерьез, если этот Никарагуа сегодня придет на тебя смотреть.
Дара. Он может на меня смотреть, сколько хочет. Вопрос в том, захочу ли я на него смотреть.
Чеда. Ну, хорошо, а что ты сказала матери, когда она говорила тебе о замужестве?
Дара. Сказала, что я замужем, что у меня есть муж и я не собираюсь его оставлять.
Чеда. А что ты скажешь ему?
Дара. Кому ему?
Чеда. Да Никарагуа!
Дара. Скажу то же самое.
Чеда. Несмотря ни на что! Она думает, что если она министерша, то может издать приказ: моего зятя освободить от нынешней должности зятя и направить на работу… черт ее знает, на какую работу она меня перевела бы! Она думает, что можно зятьев так вот менять и назначать. Нет, милая, это не пройдет!
Дара. Все еще никак не могу поверить, что она это серьезно.
Чеда. Вполне серьезно, я тебе говорю. Сват уже покончил с женихом, все устроено. Скажи, ты знаешь, кто этот сват?
Дара. Нет, не знаю.
Чеда. Зубной врач, который вставил ей золотой зуб. Она приходит к зубному врачу, садится в его железное кресло: «Очень прошу, – я пришла сменить зуб и переменить зятя». Вот спасибо! Раз уж она так начала, может быть, она пойдет к зубному врачу и скажет: «Знаете, я пришла, чтобы вы запломбировали мне зятя».
Дара. Боже, Чеда, что за чепуху ты городишь!
Чеда. Она на все способна! Видишь, совершенно потеряла разум, став министершей.
Дара. Ничего она не сможет сделать, если я не захочу.
Чеда. А ты уверена в себе?
Дара. До тех пор, пока убеждена, что ты мне не изменяешь.
Чеда. Я? С чего ты взяла?
Дара. Мать сказала, что она мне это докажет.
Чеда. Вот, вот, я и говорю, она еще меня запломбирует. Говорю тебе, а ты не веришь.
Курьер из министерства, те же.
Курьер. Письмо госпоже Попович, министерше.
Чеда (небрежно). Дайте сюда.
Курьер. Приказано передать письмо барыне в собственные руки!
Дара. Пойду позову маму.
Чеда. А я лучше уйду, чтобы с ней не встречаться.
Дара уходит налево, Чеда – направо.
Живка, курьер.
Живка (после очень короткой паузы). Мне письмо?
Курьер. Да, барыня, от секретаря господина Нинковича.
Живка (приятно удивлена). Ах! (Берет маленькое розовое письмо и нюхает его, лицо ее выражает удовольствие.) Спасибо!
Курьер кланяется и уходит.
Живка сначала весело, по-детски смеется, распечатывает письмо, садится в кресло, чтобы прочесть его, но, вдруг вспомнив, идет к столу и берет ту папиросу, которую взяла у Нинковича. Снова садится в кресло, закуривает папиросу и начинает читать письмо, держа его в левой, а папиросу в правой руке. После первой затяжки она начинает так страшно кашлять, что сбегается весь дом. Из разных дверей, со всех сторон, стремительно вбегают Дара, Чеда, Рака, Анка, и все собираются вокруг нее, чтобы помочь. Дара хватает ее за правую руку с папиросой, Чеда – за левую с письмом, Анка колотит по спине, а Рака насильно вливает чашку воды ей в рот. Чеда, держа ее левую руку с письмом, приблизившись, читает письмо, не обращая внимания на состояние Живки. Во время чтения его лицо выражает злобное удовлетворение.