– Мой отец… – сказал он, остановившись перед ее лошадью. На лице и в его голосе не было паники, но все его существо как бы излучало ужас.
– Он здесь? – она кивком указала на аббатство.
– Боже, конечно же, нет! – Он, похоже, взял себя в руки и покачал головой. Затем поклонился ей.
– Нет, леди. В Боулэнде. Мы тайно бежали.
– Тогда войдем. Дезмонду нужно отдохнуть и поесть.
Аллегрето посмотрел на ее несчастного спутника. Он подошел к его лошади, взял ее за узду и пожал Дезмонду руку.
– Ты достоин этого. Ты доставил ее высочество. Я тоже сдержал слово, я не следил за тобой.
Дезмонд криво усмехнулся. Аллегрето повернулся и повел лошадь. Он оглянулся на Дезмонда.
– Как ты повредил свою руку, если спросят?
– Несчастный случай. Жерновом. Аллегрето кивнул. «Достаточно умно», – сказал он лошади.
Меланта увидела, что Дезмонд слабо улыбнулся. Он смотрел на Аллегрето обожающими глазами.
– Я сказал, что мы ждем женщину, странствующую во искупление грехов, – сказал Аллегрето. – Богатая женщина, путешествующая очень скромно, чтобы искупить грехи из-за своей гордыни и тщеславия. Во сне ей явился сокол и передал послание.
Меланта вздохнула.
– Ах, Аллегрето. Я думала, что ты умер.
Она закрыла лицо капюшоном и подняла птицу, принесшую ей столь безрадостное послание о ее чрезмерной гордыне и тщеславии.
Меланта и Аллегрето стояли на коленях в углу. Она молилась, перебирая четки. Монахи пели в церкви, а он мягко шептал ей на ухо:
– Я не знаю, что вам нужно, моя госпожа. Я не знаю, зачем вы бежали. Я пытался понять это в течение трех месяцев. Что же вам угодно?
– Это не важно, – ответила она.
– Да, но это важно для меня. Я ваш. Вы мне не поверите, а мне нечем доказать это. Мне пришлось выбирать – вы или мой отец. Я сделал свой выбор. – Она отвернулась, а он все так же смотрел на нее. Его красивое лицо, как бы созданное искусным художником, было освещено свечами.
– Вы выбрали меня? – спросила она несколько вызывающе.
– Вам не нужен мой отец не так ли? Слишком прямой вопрос. Не пытался ли Джиан услышать от нее эти слова, чтобы потом использовать их против нее? Аллегрето был достойным сыном своего отца, его всегда воспитывали в повиновении. Он всегда боялся Джиана, как и другие, и любил его, как волчонок, воспитанный в страхе, любит своих родителей.
– Вам ничего не нужно говорить мне, – продолжал он. – Я прекрасно понимаю, что вы не можете просто так довериться мне. Что мне сделать, чтобы вы поверили мне?
– Не представляю.
Он молчал. Монахи пели «Аллилуйя». Их голоса таяли в сводах купола. Меланта устала стоять на коленях и была рада подняться, когда служба закончилась.
– Моя госпожа, – снова заговорил он. – Два года назад мой отец хотел, чтобы я поехал с ним в Милан. Вы помните?
Она чуть кивнула, не отрывая глаз от четок.
– Но мы не были в Милане. Мы провели все это время у него во дворце. Он сказал, что я должен всячески оберегать вас. Он многому научил меня тогда, и… испытал. – Его голос сорвался на тенор. Меланта перебирала четки. – Моя госпожа, там был человек, который причинил зло моему отцу. Я не знаю, что он сделал. Он бежал из дворца, и отец сказал, что я должен найти и убить его, или он сам убьет меня… Этот человек был искусным бойцом, гораздо лучшим, чем я. Он почти разделался со мной, тогда меня выручил отец. – Для Меланты голос Аллегрето звучал как бы издалека. – Я не выполнил его приказа. Отец сказал, что спас меня только потому, что я его сын. Но я не должен проигрывать впредь. Меня заперли в одной комнате с этим человеком, которого я должен был убить. Они раздели и разрезали его на куски у меня на глазах. – Меланта покачала головой. Она положила свою руку на его, чтобы он замолчал. Но он продолжал, и его рука дрожала: – И когда они сделали это, мой отец подошел ко мне и сказал, чтобы я помнил, что я его незаконнорожденный сын, и что если он может иметь еще сыновей, то для рода Навоны будет лучше, если у меня их не будет вовсе. И он коснулся ножом моего тела, чтобы я почувствовал это. Но он все же любит меня. Он только дал мне понять, что, если я ошибусь еще, это станет моим наказанием. – Он взглянул на нее, тяжело дыша. – И я не ошибался, до сих пор.
Меланта пристально посмотрела ему в лицо.
– Я вам лгал насчет себя. Он сам приказал, чтобы я рассказывал вам об этом, иначе он все сделает со мной по правде. А придумал он это, чтобы я мог спать рядом с вами, охраняя вас даже во сне. Он знал, что может доверять мне даже в этом.
Меланта закрыла глаза и вздохнула.
– И ты говоришь о доверии к тебе?
– Моя госпожа, – он в отчаянии схватил ее руку. – Моя госпожа, в этот раз он так и поступит. Он обещал.
Она встряхнула головой, как бы пытаясь отогнать все мысли.
– Я не могу вернуться без вас, моя госпожа.
– Ах, вот что ты хочешь получить от меня за свое особое расположение!
– Совсем нет, – ответил он с болью в голосе. Он стоял на коленях, сложив умоляюще свои руки. – Моя госпожа. – Он опустил голову. – Там донна Кара. Если вы скажете моему отцу, что она пыталась сделать с вами…
Он смолк. Меланта смотрела на его руки и думала: «Кара? Эта позорная предательница Мон теверде, которую он так ненавидел и просил отослать прочь? Прочь, прочь, от всех этих Монтеверде, Риаты, Навоны. Прочь, туда, где я была бы в безопасности!»
В профиль он выглядел старше. Человек, страсти которого были покрыты мраком и тайной.
Растет.
– Да простит тебя Бог, Аллегрето, – прошептала она.
– Она не нужна мне. Но есть один англичанин. – Он глубоко вздохнул и стал говорить спокойнее. – Я уверен, он женится на ней. Но если вы обвините ее перед моим отцом…
Он пожал плечами, и его руки, руки убийцы, сжались.
Ей могло показаться, что он лжет. Он был достаточно хороший актер для такой роли. Эти запачканные в крови руки.
Он поднял глаза к куполу.
– Я ваш, моя госпожа. Я все сделаю для вас. Я готов любым способом доказать это. Только… я не могу оставить ее там, я не могу вернуться без вас, моя госпожа.
Три монаха торжественно прошли мимо них и покинули храм.
– Послушайте, моя госпожа. Белый сокол был там, когда мой отец убивал своего врага, и предупредил меня.
– Что?
– Мой отец КОРМИЛ его. Он сказал, что научил птицу узнавать меня.
– Это невозможно.
– Моя госпожа, сокол ненавидит меня.
– Твой отец никогда не прикасался к Гринголету.
– Он сказал, если я предам его, то сокол… – Он взглянул на птицу. – Моя госпожа, он кормил его.
Он больше ничего не говорил. Он дал ей понять всю чудовищность предположения. Скрывая страх, Меланта резко сказала:
– Если у него и был сокол, то не Гринголет.
– Я принесу его. – Аллегрето смотрел ей прямо в глаза. – Чтобы доказать вам свою преданность – я не лгу вам.
Она вдруг заметила, что церковь была пуста, служба окончилась, почти все свечи потушены. Тусклый свет освещал его точеное лицо, стирая с него черты юности и выделяя неподдающийся описанию ужас.
Лучше бы он обещал будущее благополучие, взывал к ее желаниям, стремлениям, мечтам. Вместо этого он признался, что не знает их.
И просто открыто спросил, что ему делать. Как Кара.
Принести сокола не будет большим подвигом для убийцы, очаровательного мальчика с душой демона. И если он лжет и она доверится ему, то ей не останется ничего, кроме как пойти безропотно в ложе демона.
Аллегрето боялся всего трех вещей – чумы, своего отца и Гринголета. Сейчас он стоял на коленях в церкви и готов был пойти против двух из них, чтобы доказать свою искренность.
Или любовь.
– Тебе нет надобности нести его, – сказала Меланта. – Я верю.
Его губы вздрогнули, это был единственный знак радости или облегчения.
– Если ты со мной, тогда прими то, что я тебе скажу. Гринголет никогда не был у вашего отца. Он был со мной в Саронно всю ту неделю, когда я думала, что вы в Милане. А у Монтеверде такого произойти не могло. То была другая птица, специально купленная для тебя. И, надо сказать, для ужасного обращения.