Разозлившись, Акияма сделал еще одно открытие.
— Я получила от него проценты, ими и буду платить, — проговорила Митико, впервые осознав всю важность своего поступка.
— Ты и это от меня скрывала?! Когда ты их получила?
— В прошлом месяце три тысячи иен. Должен был, правда, больше выплатить.
Акияма был ошеломлен:
— Это те деньги, которые я ему одолжил!
На Митико обрушился град ругательств, которых раньше она никогда не слышала от мужа. Когда Акияма замолчал, вся в слезах, Митико робко произнесла:
— Как бы то ни было, ничего не оставалось, как одолжить ему, ведь Оно мой двоюродный брат! Теперь будь что будет, мне все равно!
— Какая ты дура, так сглупить!
— Но как ты узнал о закладе?
Акияма немного смутился:
— Не важно, а вот то, что ты сделала, ни с чем не сравнимо, такой кошмар!
Он тут же развернулся и отправился за ответом к Оно, но не смог выудить из того ничего, кроме банальных извинений и обещаний.
С этого дня для Акиямы началось время торжества и мести, а для Митико потекли дни мучений. Акияма продолжал встречаться с Томико и, пренебрегая супружеской честностью, постоянно указывал Митико, что она недостойная жена. Им активно порицалась прошлая близость с Цутому. Акияма знал, что жена продолжает думать о Цутому. Еще раньше, когда Акияма требовал от Митико выполнения супружеского долга, он обратил внимание на то, что в минуты близости жена не открывала глаз. Сейчас Акияма заставлял ее смотреть на него. Он требовал близости с Митико тогда, когда ему не удавалось свидеться с Томико, и делал это, чтобы вызвать в себе эту мрачную радость.
Цутому больше не приходил в «Хакэ». Митико должна была переносить все одна. Однако она не думала теперь, что хочет с ним встретиться, что хочет, чтобы он ее выслушал. И писем не писала. Впервые в жизни понесшая финансовые потери, она стала думать о жизни с Цутому как о чем-то нереально далеком.
Акияма по-прежнему намеревался расстаться с Митико, но неожиданно этому воспротивилась Томико.
— Не так-то просто супругам расстаться. Вот и у меня Оно стал совершенно невозможным, но думаю, что расставаться нам нельзя.
— А как же мы? Что будет с нами?
— Да ничего, то же, что и сейчас, — издевалась над ним Томико. Она в это время стала получать от Акиямы деньги на мелкие расходы. Однако когда, расставшись с Оно, она стала бы свободной, Томико отправилась бы не к Акияме, а к Цутому.
Однажды она взяла дзабутон,[49] который сшила из лоскутков, и отправилась на квартиру Цутому.
— Грязная комната… Как здесь можно жить?! — сказала она и открыла окно. — Вот тебе, дарю. — С этими словами она положила на пол дзабутон и уселась на него.
Цутому дружелюбно глядел на Томико. Для него она была человеком, окруженным атмосферой дома «Хакэ».
Однако новости из «Хакэ», которые передала Томико, его удивили. Стараясь не вызывать сострадания Цутому к стесненному состоянию Митико, Томико описала ситуацию немного оптимистичней, чем было на самом деле, но даже этого было достаточно, чтобы расстроить Цутому. Почему же Митико не позовет его? У него нет возможности ей помочь, но ведь он может хотя бы выслушать ее! Неужели он стал таким ненужным для нее?
Когда же Томико рассказывала о своих мучениях с Оно, она, наоборот, преувеличила перипетии своей постельной жизни, о которых и не надо было знать неженатому Цутому.
«Она в своем репертуаре, — подумал Цутому. — Уже пора бы понять, что на эту удочку я не попадусь».
Однако здесь, в этой маленькой комнате, когда он был с ней наедине, он не мог не почувствовать какого-то нового очарования Томико, не мог не поддаться ему. Что-то в ней изменилось. На самом деле, после ее вступления в связь с Акиямой на изможденном лице женщины, уставшей от вечной нехватки денег в доме, появилось выражение отчаяния.
Вспоминались те минуты в освещенном луной саду, когда их руки соединились. Томико ни словом не обмолвилась об этом, но ее ничего не значащую болтовню временами прерывали сдавленные смешки, и чувствовалось, что этим она хотела намекнуть на произошедшее между ними тогда.
Тем не менее перед ним сидела замужняя женщина. Для Цутому, терзавшегося безнадежной любовью к другой замужней женщине с твердыми принципами, в кокетстве этой ветреной кумушки виделось некое обаяние, притягивающее схожестью, особенно когда нельзя получить нечто труднодостижимое.
Начитавшийся книг Цутому пришел к выводу, что отказ Митико был вызван лишь тем, что она — чужая жена. Вот уж с Томико, пожалуй, можно не бояться отказа.
«А, была не была!» — И Цутому занял позицию ожидания. Томико сразу догадалась, какое настроение овладело Цутому. Однако она была из тех женщин, которые отступают, если наступают мужчины. Полагаясь таким образом на свое кокетство, она навсегда забывает желание, возникшее у нее раньше.
— Цутому-сан, ты изменился.
— Что, сильно?
— Да нет, цвет лица как будто другой. — С этими словами она встала.
Цутому проводил ее до станции. Тихого звука шагов Цутому, шедшего рядом в молчании и размышлявшего о чем-то, было достаточно для Томико, чтобы возместить позор того давнего отказа.
Они остановились на склоне горы, откуда открывался отличный вид на гору Эбара и забор из бетонных блоков на станции Готанда.
— Люблю я смотреть.
— На что смотреть?
— На что угодно, смотреть с высокого места люблю. В такие минуты кажется, что в мире нет ничего невозможного.
— Согласен.
Цутому подумал, что надо как-то загладить свою вину перед Томико за нанесенную ей обиду.
Глава 11 ФОТОГРАФИЯ
Свидания Акиямы и Томико продолжались. И Акияма понемногу начал ощущать, что эта любовь несколько отличается от той, о которой он мечтал; необычным результатом их близости стало то, что в какой-то момент он понял, что не в силах забыть Томико. Его восхищала жестокость в выражении лица Томико, когда она отказывала ему в его мольбах, восхищали моменты, когда она резко поднимала голову и бросала быстрый взгляд вверх. И хоть любовью чувство, испытываемое им к Томико, нельзя назвать, оно очень похоже на нее.
Томико же оставалась совершенно бесстрастной в отношении своего любовника. Мелочь, которую он давал ей, не стала основой их с Оно семейного бюджета, но аккуратно собиралась Томико как крайнее средство на черный день, так, во всяком случае, та объясняла себе, почему продолжает встречаться с Акиямой. Но на самом деле она привыкла к этим свиданиям и даже стала ожидать их. Только в это время она могла не думать о мучительности и ничтожности своей жизни.
Перед Митико Томико не считала себя виноватой. Для нее, всегда имевшей любовника, супружество было лишь формальностью, и для того чтобы можно было заниматься тем, что ей действительно нравится, оно не являлось помехой. Томико, распираемая любопытством, отправилась посмотреть на Митико, ее переполняло тайное мучительное удовольствие преимущества над той в отношениях с Цутому. Томико с радостью наблюдала, как окаменело лицо Митико во время ее подробного рассказа о посещении квартиры Цутому.
И когда с ними вместе был Акияма, Митико не могла не обратить внимания на непринужденность, естественно проявлявшуюся в отношениях между ним и Томико. Например, когда Митико по какому-нибудь делу отходила от стола и возвращалась, они прекращали свой разговор и смотрели на нее. Митико поразилась тому, что они смотрели на нее с одинаковой иронией.
Фигуры этих двоих, обращенные к саду, сливались, почти как у любовников, воедино. Митико хоть и думала, что это просто ее мнительность, но снова и снова вспоминала их силуэты.
Ей, укорявшей себя за бессердечность к мужу, думалось, что нельзя беспокоиться о том, как реагирует Акияма на кокетство Томико, и на самом деле ее это не так уж и беспокоило. Однако после того как она однажды едва не уступила настояниям Цутому, Митико перестала доверять не только самой себе, но и другим. Ее наполняло одно чувство: «Надо себя винить за то, что Акияма мне не подходит. Я не изменяла ему с Цутому, а он мне изменяет, поэтому простить его нельзя».