Он возложил вину на то, что дела пошли не так, как надо, не на свои отношения с Томико, а на отношение Митико к себе. Во всем мире мужья, недостойные называться мужьями, всегда думают в таком духе.
Денег, которых он насобирал в издательствах и книжных магазинах, не хватало на то, чтобы купить так называемое любовное гнездышко. Что делать? Акияма решил, что надо встретиться с Томико и обсудить их положение.
Однако, пока он задумчиво ждал Томико в кафе на Гиндзе, на него нашла робость. Томико окончательно ушла из дома, а он уехал, сообщив, что вернется дня через два-три. (Он и представить себе не мог, что Митико откроет шкатулку и обнаружит отсутствие документов.) «Томико не сможет вынести жизни с Оно. Но это, наверное, опять ее прихоть», — подумал Акияма и испугался. Впервые это слово — «прихоть» — было им отнесено к тому, что сделала Томико.
Акияма считал, что у него и Митико, независимо от того, было ли между ним и Томико что-то, все-таки есть причины расстаться. А на самом деле Томико сейчас является всего лишь предлогом. Не будь дело основано на деньгах, он бы снова вернулся домой.
Казалось, что этот расчет таился в его душе давно, еще тогда, когда он в разговоре с Митико назвал свой отъезд путешествием.
«А что делать сейчас? Я могу вернуться, а Томико — нет. Все-таки не хочется возвращать ее Оно. Так, надо попробовать уговорить ее поехать в Осаку, к старшей сестре. Та вроде сказала, что не пустит ее к себе, но, если Томико туда приедет, вряд ли сестра ее выгонит. После этого надо самому продать дом и позвать Томико в Токио», — продолжал размышлять Акияма.
Томико пришла в кафе уставшая. Макияж смазался, из-под него выступил широкий лоб. На виске Акияма увидел родинку, которую ему не приходилось видеть раньше.
— Ну, и как все прошло?
Она сказала это, глядя на мужчин, сидевших за соседним столиком.
— Да не очень хорошо. Требуют разрешения Митико…
— Вот как! — И, помолчав немного, Томико добавила: — Ну и что, а ты не знал, что так примерно и будет?
— Да, для меня это и впрямь стало неожиданностью…
— То, что я ушла, стало для тебя неожиданностью? Ты это имел в виду? — засмеялась Томико.
На самом деле она не пошла смотреть кино. Томико посетила старинную школьную приятельницу, которая открыла салон европейской одежды на Симбаси.[58] Подруга не восприняла серьезно ее желание поработать.
— А как же твой дом? Ведь у тебя ребенок!
— Ребенок? Да, конечно… Я собираюсь расстаться с Оно.
И Томико заговорила, подчеркивая трудности супружеской жизни. На лице подруги появилось тревожное выражение.
— Этого не может быть! Ты всегда была такой! Мне в первую очередь надо посоветоваться с господином Оно, я не могу принять тебя. К тому же работа с европейской одеждой отличается от шитья детской одежды. У тебя, самое главное, машинка-то есть?
Томико собиралась попросить Акияму купить ей машинку. В разговоре с подругой она не обмолвилась о том, что у нее есть Акияма и что она уже ушла из дома.
Подруга, словно что-то неожиданно вспомнила, позвала одну из швей и заговорила о каких-то делах. Томико встала.
— Как я тебе завидую! Ведешь такую самостоятельную жизнь…
— Женщине одной тяжело жить. Вот, смотри, какие уже морщины появились!
— И у домохозяйки тоже появляются! Как мне хочется бросить все!
— Разве не знаешь, что человек, если уж начал свое дело, так повязан по рукам и ногам и никуда ему не вырваться! Я вот не могу позволить себе ни мужа, ни семью.
— Везет же тебе!
— Да уж!
Томико подумала, что Акияма — вот он говорит, что и дом продать нельзя, а сейчас разглядывает выражение на ее лице — не сравнится ни в чем с этой подругой.
— Ну и что теперь будешь делать? — обратилась она к Акияме и пожалела, что задала такой глупый вопрос.
— Ну вот, собираюсь узнать твое мнение…
— Разве есть смысл спрашивать мое мнение? Я ведь всего лишь женщина.
— Но это наша общая с тобой проблема.
Томико молча кусала губы.
— Все-таки, не отправиться ли тебе в Осаку? А я бы здесь все уладил и приехал за тобой.
Лицо Томико побагровело.
— Я знала, что ты так скажешь!
Однако в следующую секунду выражение ее лица смягчилось. В ней, казалось, проснулась женщина, которой некуда идти. Акияма видел подобную перемену выражения лица у собственной жены, чаще всего эта перемена происходила в минуты их ссор с Митико.
В такие мгновения Акияма не мог понять, что следует говорить.
Некоторое время оба молчали. Затем Томико сказала:
— Я, как ты и предложил, поеду к сестре. Но я не хочу, чтобы ты приезжал туда.
— Ну, раз так, не поеду. Но, может быть, мне письмо послать?
— И письма не надо. Сестре это покажется странным.
— Да, это проблема. Но как же мне дать знать, когда у меня решится…
— Да ничего не решится! Тебе следует опять вернуться к Митико-сан. Она будет рада!
— Ну что ты говоришь! Я не могу послать тебя в Осаку в таком настроении.
— Послать? Не делай из меня дурочку! Я еду не потому, что ты мне это сказал. Я еду, потому что сама хочу. Потому что больше делать нечего.
— Тем не менее побудем некоторое время здесь, в Синдзюку. Я по возможности постараюсь что-нибудь сделать.
— Значит, ты хочешь запереть меня в четырех стенах. Ни в коем случае! Быть любовницей на содержании у какого-то университетского учителя! А у самого-то на это и зарплаты не хватает!
Акияма прикусил губу. У него все опустилось внутри. Перед глазами проплыли лица служащих издательства и маклерской конторы, не ссудивших ему денег. Он их ненавидел. Вряд ли можно было сделать что-либо, кроме как заставить Томико поехать в Осаку, а самому попытаться составить некий план, и тогда, глядишь, все как-нибудь да уладится. Но на деле больше всего Акияма полагался на время — то, на что ни в коем случае полагаться нельзя.
— Ну что ж, все же отправлю тебя в Осаку?
— Да не ты меня отправишь!
— Ладно-ладно, понял.
Для отъезда выбрали ночной поезд, они поужинали в ближайшей закусочной. Томико выпила сакэ.
— Сегодня моя последняя ночь в Токио.
— Не последняя, ведь ты сразу вернешься!
— Перестань! Надоело! Вечно ты говоришь одно и то же. Хотя сам не знаешь, что будет! Все будет идти само собой, независимо от тебя.
— Я докажу тебе, что многое зависит и от меня.
— Говори так, когда хоть что-то сделаешь. Ой, я пьяна! Нет ли поблизости какого-нибудь интересного местечка?
— Не знаю.
— Извини. У тебя и спрашивать бесполезно… Да есть что-нибудь, наверное… Ты, похоже, только и умеешь, что уговаривать меня. Ну же… Ты же говорил, вы с одним издателем ходили в какой-то французский бар?
Акияме приходилось два-три раза бывать в баре «Пуркуа» вместе с коллегами-преподавателями. При слабом освещении мужчин, обуреваемых тайными желаниями или скукой, окружали женщины, кокетничавшие с ними в силу жизненной необходимости. Появление такой женщины, как Томико, было оскорблением для них. К тому же Томико без стеснения стала разглядывать официанток и посетителей, что только углубило всеобщую неприязнь к ним с Акиямой.
— Отвратительно!
— Странная баба, — сказал мужчина — похоже, постоянный посетитель, стоявший у стойки. В этот момент в бар вошел уличный ансамбль и начал наигрывать популярную мелодию. Мужчина сделал шаг вперед со словами: «Сударыня, вашу руку», — и с преувеличенным старанием изогнулся перед Томико в поклоне.
Томико пошла танцевать. Мужчина танцевал безобразно. Вначале она как будто с интересом составляла ему пару, боковым зрением разглядывая беспокоившегося Акияму, но неожиданно оттолкнула мужчину-партнера.
— Что ты делаешь? — закричал тот, вытирая пот.
— Ма-тян, брось! — приблизилась старшая официантка, чтобы остановить его.
— Уйдем, — поднялся Акияма.
— Нет! Ты почему молча смотришь, как надо мной издеваются? У тебя самолюбия нет!