И все же Акияму, у которого в глазах плыло от собственных фантазий, раздражали бесконечные жалобы Томико на мужа, бесконечные многократно описываемые ею домашние подробности.
У Акиямы не было уверенности в собственной мужской привлекательности, и он постарался очаровать Томико разговорами о литературе, и это ему удалось. Томико, вечно окруженной разговорами о жалованье и инвестициях, о брокерах, с которыми общался ее муж, в рассказах Акиямы открылась некая новизна.
Майскими вечерами, до того как Оно возвращался с завода, частой темой разговоров на площадке перед домом Томико, с которой открывался вид на долину Тамагава и Фудзи, стал вопрос об отмене наказания за измену. Акияма, надеясь на возможность своей связи с Томико, снова и снова специально поднимал эту тему, но ситуация развивалась не по желанному сценарию. К тому же в журналах комментаторы нового закона горячо убеждали читателей в том, что отмена наказания не устраняет моральных ограничений. Акияма знал, уговаривать Томико вступить с ним в любовные отношения, приводя в качестве аргумента тот факт, что они не будут наказаны, бессмысленно. Он старался разъяснить ей, что система моногамного брака не свойственна человеческой природе и нерациональна, что измена супруга никаким грехом не является. Он искал поддержку своей идеи (читатель воспримет это с удивлением) в работе Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства».
Классические фундаментальные положения коммунизма являли собой попытку формирования государственного контроля в условиях, когда накопление имущества разрушает родовую систему. Поэтому заявление о том, что моногамный брак родился вместе с личной собственностью, было не чем иным, как заботой о сохранении уровня этого контроля. Однако Акияма, проживший на свете больше сорока лет, закосневший в мелочном эгоизме по отношению к государству и обществу, прочитав эту книгу, нашел ее идеи как нельзя лучше подходящими именно для их с Томико, негативно оценивавшей семейную жизнь, ситуации.
Все эти любопытные рассуждения Акиямы о логичности древней системы семейного родства по крови и брака с раздельным проживанием Томико слушала с наигранным интересом. Она, любившая мужа только как человека, приносившего в дом деньги, женщина, у которой был любовник, и сама все это хорошо знала. Акияма принял усмешку на ее лице как знак одобрения и очень удивился тому, что она начала с ним спорить.
— Да ведь это же все давно было, цивилизация ушла вперед. Нам, женщинам, моногамный брак, то есть где один муж и одна жена, кажется более надежным.
И это говорила она, та, которая кокетничала с мужчинами напропалую. Акияма обыкновенно воспринимал все, что она говорила, совершенно серьезно и сейчас сожалел, что не может ничего возразить.
В тот день, когда Цутому после долгого перерыва посетил «Хакэ» и встретился с нечаянно оказавшейся там Томико, с ней произошел еще один случай. В этот вечер в дом Томико был приглашен сослуживец Оно — Кайдзука, который уволился и стал заниматься партийными делами в профсоюзном комитете. Оно, надеясь оживить беседу за ужином, попросил Томико, чтобы она пригласила Акияму.
Когда в четыре часа Акияма вернулся из университета, Томико, вспомнив о просьбе мужа, пошла позвать его.
— Пойдет разговор о политике. Приходи, и Цутому с собой бери.
Акияма не любил Цутому. В его глазах молодой человек был слишком похож на героев Стендаля.
Однако, каким бы аристократическим внешним видом и юношеским великодушием ни выделялся Цутому, он все-таки не походил на Сореля и Фабрицио. У него, имевшего несчастье быть пасынком, не хватало энергичности в характере. Так что с этими славными парнями Цутому сближала только молодость. Если бы Акияма хоть раз задумался о причинах своей неприязни к Цутому, то, несомненно, ему стало бы понятно, что он испытывает раздражение от одной только мысли о чьей-либо молодости.
Акияма и в этот вечер не обрадовался перспективе совместного ужина с Цутому. Однако на нем будет коммунист, а значит, появится шанс поспорить об Энгельсе в присутствии Томико. Он прочел, что Энгельс подвел итог: в будущем коммунистическом обществе будет сохранена моногамная семья. Это заключение и поверхностные знания Акиямы, дескать, при Советах допускается сексуальная распущенность, противоречили друг другу. Акияма подумал, что может повернуть разговор в нужном ему направлении.
Томико пригласила и Митико, но Акияма остановил жену: «Тебе там не место».
Ужин начался в семь вечера в гостиной тя-но ма,[24]выходящей прямо на лужайку. Оно любил гостей. Ему импонировала распространившаяся после войны мода на обильное угощение. К тому же он гордился тем, что в их отдельную гостиную можно проходить, минуя гостиную дзасики.[25]Оно переоделся в легкое летнее кимоно юката, сел на хозяйское место, скрестив ноги на полу, и принялся сам прихлебывать сакэ перед тремя гостями, не бравшими в рот спиртного.
— Все-таки бедность не несет в себе ничего хорошего. Из нее же ничего не рождается, — повторял он, и почетный гость — коммунист — усмехался.
Кайдзуке, тихому мужчине, было больше тридцати. Благодаря Оно его приняли в фирму, занимавшуюся реактивами, но поступил он туда, видимо, из-за желания укрыться от войны.
Оно, зная об общественной активности Кайдзуки, принял его в фирму не потому, что сочувствовал компартии, а просто из-за присущей ему небрежности. К тому же Кайдзука аккуратно выполнял служебные обязанности и имел хорошие отношения с коллегами. За исключением крамольных мыслей, Кайдзука был обычным человеком.
Оно, давно не общавшийся с Кайдзукой, желал побеседовать с ним не только о политической кухне малочисленной партии. Кайдзука же пришел на ужин с целью увеличить число сторонников партии, записав в их число своего бывшего попечителя. Зашел разговор о том, что после неудачно проведенной забастовки первого февраля партии необходимо принять меры по вовлечению в свои ряды интеллигентов.
Разговор начался, как обычно, с ничего не значащих реплик, но вскоре приобрел политическую окраску. Кайдзука, известный своим многозначительным молчанием, неожиданно превратился в красноречивого оратора. Он отметил, что неудачи с забастовкой первого февраля повлияли на сознание народа. Долго говорил в лекторской манере, показывая всем видом, что заинтересован в этой беседе.
Цутому не питал интереса к политике, но чувствовал опасность возвращения назад, ко временам громогласного национализма. Глядя на расстановку сил перед очередным сражением, он считал, что если позволить нынешней ситуации развиваться в прежнем духе, то добиться безоговорочной победы над прошлым будет трудно. Однако он промолчал.
Акияма был также безразличен к политике и чувствовал примерно то же, что и Цутому, и все же решил вступить в разговор.
— А не опасно ли такое усиленное внимание к народному сознанию? Не вызовет ли оно возрождения старых разрушительных элементов?
— Они уже появились, это правда. Однако есть установленные людьми законы, и разрушение не пойдет дальше конкретных пределов.
— Охо-хо, Кайдзука всегда был оптимистом, да… — Оно засмеялся, поглядывая на сидящую рядом Томико.
Она выходила, чтобы попросить горничную Канэя уложить спать Юкико, и после этого одна хлопотала между кухней и чайным домиком. Но когда наконец-то кушанья были поданы, она уселась со вместе всеми.
Оно завел разговор с Томико о том, каким оптимистом был Кайдзука, когда работал в их фирме. Кайдзука женился по любви на умной студентке из женского университета, в свое время именно этому противился Оно, приговаривая: «Эти супруги-интеллигентки ужасно крикливы». Сейчас, когда все было против компартии, это сильно мучило Кайдзуку, и он все же настаивал: «Я заставлю ее следовать моим путем». А Оно издевался над ним, ведь заставлять кого-либо следовать за собой противоречит идеям партии Кайдзуки о равенстве мужчин и женщин, и Кайдзука, мол, оптимист, что не обращает внимания на действительное положение дел в браке.
24