тавлять наотрез отказалась. Оно, вероятно, к лучшему. Если сегодня мне так паршиво, значит вчера было очень хорошо - не иначе. Но с каких пор мы с девчонками дебоширим в самом начале рабочей недели? Узнают Льюисы - троице нашей несдобровать. А значит вставать нужно, водичку пить, обнимать белого друга и на людей не дышать по возможности. Эх, Малахова, до чего ты, однако, докатилась... Сюрпризы на том не кончились. Спустив ноги с постели, я неожиданно встретила глазами замызганные джинсы. Моргнула. Любимые штаны подмигнули в ответ внушительными прорехами на коленях. Жалко-то как... Им теперь одна дорога - в утилизацию. Господи, неужели остальные вещи в такой же плачевной форме? Сумка и куртка нашлись в углу. Сброшенные комом, оказались они мокрыми и похожими на любимые аксессуары среднестатистического бомжа. Надеюсь, по возвращению я сумею привести их в порядок. Сейчас же нужно заняться собой - расчесать волосы, почистить зубы... и в обязательном порядке замалевать выразительные синяки, занявшие вакантное место подле очей замученных, несчастных. Последние эпитеты идеально подходили не только к моим зрительным органам. В коттедже семейства Льюис находилось два живых экземпляра, чьё состояние зависло где-то на критической отметке, и исправлению в ближайшее время не подлежало. Почти ожидаемо, помимо дикой головной боли сестричек посетил приступ необъяснимой амнезии, коей страдала и я. Воспоминания наши, нечёткие и размытые, совпадали вплоть до того момента, как нас нелёгкая с прогулки домой потащила. Что было дальше сказать затруднялись все. Как мы оказались в коттедже? Когда вернулись? И, наконец, куда подевали тихую скромницу Эвелин? Краткий телефонный звонок успокоил - потрёпанная и разбитая Эв находилась по месту своего жительства с точно такими, как у нас, симптомами и твёрдым убеждением: больше пить с нами не станет никогда. Мы лишь кивали понуро, согласные с ней абсолютно во всём. Но всё же где-то в глубине ворочалось ненасытное любопытство, желающее найти хотя бы одну живую душу, способную пересказать события вчерашнего вечера. К счастью или сожалению, подобная не отыскалась. Зато головы наши подверглись жестокому штурму с последующей оккупацией. Взятые измором, мы сдались на милость неумолимых контрольных, и уже через три дня мысли о потерянном вечере улетучились. Очень жаль. Быть может, задумайся мы тогда, копни чуть поглубже, разберись, многих проблем и смертей удалось бы избежать. Впрочем, вероятно, я и ошибаюсь, ведь какие нити были в наших руках? - в сущности, никаких, а значит ещё просто не пришло время, словно там, свыше, кто-то щедрой рукой отмерил мне целый год, позволяя повзрослеть и вкусить последние капли шального, сладкого детства, и постепенно, шаг за шагом приблизиться к тому, что было уготовано судьбой. *** - О чём задумалась, сестрёнка? - вопросила выскочившая, как чёртик из табакерки, Джен, спугнув цветасто-полосатой башкой некую умную мыслю. - А-а, - потёрла нос, вздохнула, - математика? Я усиленно засопела. Интересно, на кой мне нужны корни квадратных уравнений? А синус угла? От скуки считать, что ли, вместо детских слоников? Малышам - зверушки весёлой расцветки, а мне - что-то из высшей математики вместо колыбельной? М-да, совсем куда-то не туда несёт. Может, пора заканчивать с гранитом науки? И, конечно же, Кристина Малахова радостно пошла на поводу у своей лени и двух сестричек, пообещавших в далёком будущем помочь с тем, что в голове не укладывалось. Но точно не сегодня. А сейчас... Вот что получится, если перетащить пару бюстов из отцовского кабинета в постель нашей домработницы? Заорёт или нет, найдя сюрприз под одеялом? Заорала. Ещё как заорала. Радости в доме стало ещё больше в тот знаменательный момент, когда из распахнутого гардероба на ни в чём неповинную девушку вывалился самый настоящий скелет. Хотя насчёт «настоящий» - это я привираю. Но Джулия поверила. Забыла, наверное, о прекрасном анатомическом пособии, украшавшем собою покои нашей пёстрой Джен. В общем, жили весело и со вкусом. А еще криком, матом и всем, что полагалось после каждой устроенной нами шалости. Но мы не расстраивались. Выслушивали всё, что причиталось, делали покаянный вид - и отправлялись на новые свершения. Замаячили на горизонте и пролетели, как скорый поезд мимо полустанка, зимние праздники, а вместе с ними и сама холодная красавица махнула рукавом, прощаясь до поры. Как страшный сон минула волна контрольных (первое полугодие я закончила с отличием, чего не скажешь о Джен). А ещё... а ещё, казалось, повзрослела Анжелина, из весёлой младшей сестрички превратившись в Эвелин номер два. Дубль. Только в рыжем цвете. Мы с Джен расстроились... И внесли предательницу в ряды своих жертв. Итогом стали ежедневные побеги Анжелас в неизвестные дали. Попытались изловить, расспросить - и получили нагоняй, мол, чего лезете туда, куда не звали? Мы обиделись. А зря. Эх, знали бы, чем обернётся, сразу бы слежку устроили. А так... Дробно стуча по карнизу, дождь старательно размачивал всё, что мог, включая забытую намедни книжку, трагически оставленную на произвол судьбы в открытой беседке некими безалаберными особами. Прижавшись лбом к экрану ноутбука, я пересматривала семейные фото. Несмотря на то, что здесь мне нравилось до безумия, я стала замечать, что ужасно скучаю по далёкой-далёкой Москве, своей маленькой однушке на пятом этаже, маме с усталыми, но добрыми карими глазами и, конечно же, домике в селе, где провела, так сказать, лучшие годы своей ничем не выдающейся жизни. Конечно, с мамой и отцом я связывалась. Вот только ничто не заменит живого общения, а за границу часто не назвонишься. Вот и хандрила потихоньку вместе с рыдающим небом. - Чего творишь? - гаркнули в ухо так, что я подпрыгнула, едва не шарахнув ладонью по клавиатуре. - Отстань, Джен, а? - слабо отмахнулась от сдвинувшей меня почти со всего стула мадам. - Чагой-то? - возмутилась та, пытаясь отбить всё сидение. - А тогой-то. Дай похандрить с чистыми душой и совестью. Тряхнув причёской, несколько дней назад принявшей цвет молодой травы, подруга и названая сестра в одном лице фыркнула скептично: - А потом твои сопли от наволочки кто отстирывать будет? Нет уж. Пока павлин тут, никто постель мочить не станет! - Ты не павлин, - застонала я. - Ты монстр. - Ага-ага, - хихикнула собеседница, - кузнечик-мутант с начёсом. - Слушай, мутант, - вздохнула я, - может пойдёшь вредить в другом месте? Устремив на меня взор вчера ещё карих, а сегодня спрятавшихся за ярко-красными линзами глаз, она склонила голову набок, хмыкнула, вздохнула, почесала ухо. Выдала наконец почти серьёзно: - Ладно, рассказывай, что у тебя стряслось. - И через полчаса, просмотрев фото и послушав пару детских историй: - Ну вот всё равно не дело это. Пошли, что ли, рыжую доставать? Анжелина сидела спиной к двери, сосредоточенно набивая что-то на клавиатуре компьютера. - О, - восхитилась Джен, - и эта в руках прогресса! Ну что ж за дела такие? - И совсем другим тоном, заглядывая через плечо напрягшейся рыжей: - Оу, а кто это? Кра-а-асивый. Резким движением развернувшись к бесцеремонной сестре, Анжелина яростно сощурила небесные очи. - Стучаться тебя не учили?! - А надо? - хихикнула Джен, сделав вид, что не замечает недовольства сестры. Обычно ей такие штучки с рук сходили, да и тайн у нас друг от друга не было, ибо вместе держаться привыкли, но сейчас Анжелина хлопнула ладонью по столу. - К твоему сведению, надо, - надвинулась на замолкшую сестру. - И да, ещё усвой, пожалуйста, на будущее: засовывать свой размалёванный нос в чужие дела чревато последствиями! - И распахнула дверь, приглашающим жестом советуя настырной Джен удалиться. Я было тоже собиралась поступить разумно, да только любопытство подвело. Кем таким экстраординарным могла любоваться рыжая, если он нашей даме с безуминкой приглянулся? Павлином, что ли? Оказалось, не птичкой, а вполне себе милым молодым человеком с внимательными каре-зелёными глазами и открытой улыбкой Казановы со стажем. Выскальзывая в коридор, я бросила короткий взгляд на полускрытое спиной Анжелины лицо. Что-то кольнуло в самой глубине сознания. Может, интуиция, может, ещё что, но захотелось взять Анжи в оцепление, вытащить всё, что она так неожиданно начала скрывать, и раз и навсегда покончить с обаяшкой мужского пола, посмевшим вытеснить нас с Джен куда-то на второстепенные роли. Весна быстро вступала в свои права. Всё чаще небо радовало синевой, а солнце - жаркими лучами. Сбросив тёплые куртки, мы обзавелись лёгкими пиджаками и кофточками. Джен снова поменяла цвет, превратившись в нежно-бирюзовую красавицу с накладными клыками (видимо, боялась на фоне просыпающейся природы потеряться, вот и перекрасилась). В общем, всё жило, менялось и радовало глаз. Вот только всё больше отдалялась Анжелина - часто запиралась в комнате, говорила с кем-то, а потом убегала из дома, одурачив охрану, или вовсе забыв предупредить. Пару раз возвращалась в слезах, которые умело прятала, натягивая на лицо вымученную улыбку. Самым страшным было то, что, казалось, кроме меня, никого постигшие её изменения не волнуют. Никто не совался в её личные дела. Я же, попытавшись, получила отпор и решила: будь, что будет, но я разберусь в происходящем, пусть даже придётся изображать из себя Шерлока Холмса в засаде. Вот только Джен не возьму. Всё равно её теперь в кустах видно будет.