Глава 4
- Я вас умоляю, - в просящем жесте протянула ладонь светловолосая женщина-врач, с укором глядя на расположившегося подле моей постели мужчину. - Девочке нужен покой. Вероятно, работа с личным психологом и, господи, никаких потрясений! Вы понимаете, что она пережила? - Это я умоляю вас. - Голос неприятный, скрипучий, словно не из горла представительного мужчины в смокинге исходит, а от несмазанных дверных петель. - Девочке нужна депортация на родину. Этот случай недопустим. Гражданка Российской Федерации едва не погибла на территории соединённых штатов. Дальнейшее её здесь пребывание невозможно. - Позвольте девочке решить самостоятельно, - впервые за минувший час раскрыла рот я, чувствуя одно лишь желание: подняться и в клочья разорвать представителя российского посольства вместе с его невероятно дорогим смокингом. - Недопустимо! - Коллективный ответ. М-да... хоть в чём-то вы, господа, единодушны. Но моё терпение уже лопнуло. - У девочки есть имя - это раз, девочка - почти совершеннолетняя особа - это два и, наконец, она сама влезла в неприятности! - «Почти» - ключевое слово, - качнул головой скрипучий тип. - Кристина, семья Льюис должна была обеспечить вам стопроцентную безопасность. Они не справились с этой задачей. - Так и решайте этот вопрос с ними, - донеслось от входа в мою палату. Там, увешенный бумажными пакетами, букетами и дочерьми, замер разъярённый Джордж Льюис, Тёмные очи его метали молнии, способные испепелить не только неприятного мне гостя, но и всю клинику вместе с ним. - Вашим начальством было сказано чётко - Кристину не тронут, все вопросы - со мной и моей супругой. Я несу ответственность за её ранение. А сейчас поднимитесь, пожалуйста, и покиньте палату, Павел. Если вы вдруг неожиданно попадёте в разборки с огнестрельным оружием в главной роли, да ещё и окажетесь одной из его мишеней, жизнь, вне всяких сомнений, заиграет спектром новых красок. В том случае, конечно, если вам посчастливится сберечь её при себе. Сама я до сих пор понять не сумела, волей какого волшебства осталась практически невредимой, получив целых три пули, ни одна из которых не сумела нанести существенный вред. Тем не менее, невзирая на то, что тело моё серьёзно не пострадало, зыбким и ненадёжным стало положение, и дальнейшее пребывание в США активно оспаривалось всеми, кому не лень. Но, лёжа в одноместной палате с телевизором и высокоскоростным интернетом, я ни о чём не жалела. Пусть сейчас мне было чертовски паршиво, пусть несколько часов назад истеричный мамин голос требовал немедленно возвращаться домой, я знала: это всё не напрасно, это того стоило. Чего я хотела? - игры в детектива, раскрытия тайн и, быть может, совсем немножко адреналина. А получила? - Получила гнездо змеиное в смрадном болоте разлагающейся человеческой сущности. Ведь может ли считаться нормальным тот, для кого положение и власть - цель, оправдывающая любые средства? Может ли быть прощён тот, кто без зазрений совести топтал сердце доверчивого подростка, используя наивную девочку в грязных махинациях, достойных сериалов и книг? Но Анжи... Глупая Анжи. Она ведь действительно в любовь верила, в будущее, в счастье, что всенепременно её ждёт. Теперь же грустными-грустными голубыми глазами смотрела и молчала, ощущая свою вину. До банальности просто: вскружить голову наивной девочки красивыми словами, оплести паутиной лжи, пообещать золотые горы - и увести далеко-далеко, как щит, средство давления, как величайшую драгоценность Джорджа Льюис. Он же пойдёт на что угодно, лишь бы спасти младшую дочь - глотки перегрызёт, на голую стену влезет и даже дело всей жизни отдаст. И всё бы сложилось, сложилось обязательно, кабы в прекрасно спланированный киднеппинг не вмешалась одна чрезвычайно деятельная особа - то ли глупая, то ли умная слишком для своих лет, но везучая однозначно. Достаточно везучая для того, чтобы остаться живой. А весна тем временем розовощёкой хохотушкой по крышам плясала, ударяя порою золотистой солнечной пяткой в моё окно - стекло звенело, поддаться желая, и всякий раз оставалось на месте, неся неизменный пост. Как же мне хотелось на волю вырваться, скатиться вниз по верёвкам-лучам и мчаться куда глаза глядят, а вечером домой вернуться, поужинать в уютной столовой - и отправиться в сад, музыкальную гостиную или на крышу, откуда можно в небо часами смотреть. И, хоть легла бы далеко за полночь, проснуться бы легко сумела, и носилась по комнатам, поднимая лежебок-сестёр. Нас бы школа ждала, уроки, экзамены, выпускной вечер... Мечты. Сладкие мечты, прекрасные грёзы. На деле что? - деградация, полнейшее бездействие и, мать его, психолог два часа в день, коего я хотела стукнуть, покусать или просто прицельно чем-нибудь тяжёленьким бросить в голову, чтоб раз - и наповал. Вот интересно, что мне за это будет? Но вела я себя тихо - не буянила, улыбалась, уверяя всех в собственной адекватности, и с нетерпением ждала двух вещей - освобождения и вердикта: позволят ли остаться в США? Не знаю, на какие уловки пошёл Джордж, не представляю, сколько сил истратила Линда, чтобы сотворить это чудо для меня, нерадивой. Да, по сути, в тот миг, когда взмокший в своём костюме Павел сообщил: «вам дан испытательный срок», - вопросы не уместны были. Единственно нужной - лишь радость, лишь благодарность, лишь надежда на то, что так хорошо начатое мне разрешат довести до конца. В тот же день позвонила маме. Это было больно и грустно. - А если бы я потеряла тебя, если потеряю, - доносилось из-за необъятного океана. - Кристина, вернись домой, прошу тебя, как только закончится всё, вернись. Разве в Москве перспектив мало? И я бы вернулась. Правда вернулась, кабы не цепь событий, в корне изменивших всю мою жизнь. *** Всё-таки мечты имеют свойство сбываться. По крайней мере некоторые из них. Вот, как размышляла я, с блаженной улыбкой поглаживая раздувшийся животик. На тарелке передо мной всё ещё покоились сдобренные соусом и зеленью кусочки поджаренного на костре мяса, но жадность вступила в продолжительные дебаты со здравым смыслом, отчего свободная рука неопределённо кружила над замершей в ожидании вилкой. - Колдуешь? - поинтересовалась наконец Джен, последнюю минуту с интересом наблюдавшая неизменность моих телодвижений. - Размышляю. - Лениво, почти не размыкая губ. - Сколько влезет, один - или три? - Все русские такие жадины, или ты у нас отборный экземпляр? Вопрос этот стоил Анжелине битого рукоятью вилки лба. Как же я могла честь соотечественников не отстоять-то? Да и свою заодно. Всего четыре часа назад меня передали под опеку Льюисов. Всего четыре часа назад я наконец выбралась из тесной больничной клетки на желанную, такую долгожданную свободу. Всего три с половиной часа назад я переступила порог огромного, но безумно уютного коттеджа, а спустя ещё полтора осознала: запас моих сил не безграничен. Мизерные ещё силы таяли, оставляя головокружение и слабость, будто не я недавно совсем из постели выбралась. Невзирая на весь показной энтузиазм, за столом сейчас сидела счастливая, ленивая тень, жаждущая тишины и покоя. Все смолкли, когда, отодвинув опустевшее белое блюдо в сторону, Джордж Льюис поднял раскрытую ладонь вверх. Даже сейчас, в тёплом семейном кругу, он оставался руководителем, президентом огромной компании, ведь привычка - сила непреодолимая. С ней порою не совладать. - Дорогие мои девочки, - сквозь голос на миг невидимой змейкой усталость скользнула - и скрылась тотчас, спугнутая приподнятыми уголками губ, - вы ведь все помните, о чём мы говорили вчера? - Молчаливые кивки стали лучшим ответом. Лишь я опустила глаза в тарелку, невольно ощутив себя лишней. - Отлично, - прищёлкнул пальцами Джордж, - значит самое время Кристину просвещать. Сидящая слева Джен тотчас ткнула меня в бок острым локтем: - Просыпайся, - зашипела нарочито громко. Я обиженно фыркнула, топча расположившуюся по