дёт. Теперь же грустными-грустными голубыми глазами смотрела и молчала, ощущая свою вину. До банальности просто: вскружить голову наивной девочки красивыми словами, оплести паутиной лжи, пообещать золотые горы - и увести далеко-далеко, как щит, средство давления, как величайшую драгоценность Джорджа Льюис. Он же пойдёт на что угодно, лишь бы спасти младшую дочь - глотки перегрызёт, на голую стену влезет и даже дело всей жизни отдаст. И всё бы сложилось, сложилось обязательно, кабы в прекрасно спланированный киднеппинг не вмешалась одна чрезвычайно деятельная особа - то ли глупая, то ли умная слишком для своих лет, но везучая однозначно. Достаточно везучая для того, чтобы остаться живой. А весна тем временем розовощёкой хохотушкой по крышам плясала, ударяя порою золотистой солнечной пяткой в моё окно - стекло звенело, поддаться желая, и всякий раз оставалось на месте, неся неизменный пост. Как же мне хотелось на волю вырваться, скатиться вниз по верёвкам-лучам и мчаться куда глаза глядят, а вечером домой вернуться, поужинать в уютной столовой - и отправиться в сад, музыкальную гостиную или на крышу, откуда можно в небо часами смотреть. И, хоть легла бы далеко за полночь, проснуться бы легко сумела, и носилась по комнатам, поднимая лежебок-сестёр. Нас бы школа ждала, уроки, экзамены, выпускной вечер... Мечты. Сладкие мечты, прекрасные грёзы. На деле что? - деградация, полнейшее бездействие и, мать его, психолог два часа в день, коего я хотела стукнуть, покусать или просто прицельно чем-нибудь тяжёленьким бросить в голову, чтоб раз - и наповал. Вот интересно, что мне за это будет? Но вела я себя тихо - не буянила, улыбалась, уверяя всех в собственной адекватности, и с нетерпением ждала двух вещей - освобождения и вердикта: позволят ли остаться в США? Не знаю, на какие уловки пошёл Джордж, не представляю, сколько сил истратила Линда, чтобы сотворить это чудо для меня, нерадивой. Да, по сути, в тот миг, когда взмокший в своём костюме Павел сообщил: «вам дан испытательный срок», - вопросы не уместны были. Единственно нужной - лишь радость, лишь благодарность, лишь надежда на то, что так хорошо начатое мне разрешат довести до конца. В тот же день позвонила маме. Это было больно и грустно. - А если бы я потеряла тебя, если потеряю, - доносилось из-за необъятного океана. - Кристина, вернись домой, прошу тебя, как только закончится всё, вернись. Разве в Москве перспектив мало? И я бы вернулась. Правда вернулась, кабы не цепь событий, в корне изменивших всю мою жизнь. *** Всё-таки мечты имеют свойство сбываться. По крайней мере некоторые из них. Вот, как размышляла я, с блаженной улыбкой поглаживая раздувшийся животик. На тарелке передо мной всё ещё покоились сдобренные соусом и зеленью кусочки поджаренного на костре мяса, но жадность вступила в продолжительные дебаты со здравым смыслом, отчего свободная рука неопределённо кружила над замершей в ожидании вилкой. - Колдуешь? - поинтересовалась наконец Джен, последнюю минуту с интересом наблюдавшая неизменность моих телодвижений. - Размышляю. - Лениво, почти не размыкая губ. - Сколько влезет, один - или три? - Все русские такие жадины, или ты у нас отборный экземпляр? Вопрос этот стоил Анжелине битого рукоятью вилки лба. Как же я могла честь соотечественников не отстоять-то? Да и свою заодно. Всего четыре часа назад меня передали под опеку Льюисов. Всего четыре часа назад я наконец выбралась из тесной больничной клетки на желанную, такую долгожданную свободу. Всего три с половиной часа назад я переступила порог огромного, но безумно уютного коттеджа, а спустя ещё полтора осознала: запас моих сил не безграничен. Мизерные ещё силы таяли, оставляя головокружение и слабость, будто не я недавно совсем из постели выбралась. Невзирая на весь показной энтузиазм, за столом сейчас сидела счастливая, ленивая тень, жаждущая тишины и покоя. Все смолкли, когда, отодвинув опустевшее белое блюдо в сторону, Джордж Льюис поднял раскрытую ладонь вверх. Даже сейчас, в тёплом семейном кругу, он оставался руководителем, президентом огромной компании, ведь привычка - сила непреодолимая. С ней порою не совладать. - Дорогие мои девочки, - сквозь голос на миг невидимой змейкой усталость скользнула - и скрылась тотчас, спугнутая приподнятыми уголками губ, - вы ведь все помните, о чём мы говорили вчера? - Молчаливые кивки стали лучшим ответом. Лишь я опустила глаза в тарелку, невольно ощутив себя лишней. - Отлично, - прищёлкнул пальцами Джордж, - значит самое время Кристину просвещать. Сидящая слева Джен тотчас ткнула меня в бок острым локтем: - Просыпайся, - зашипела нарочито громко. Я обиженно фыркнула, топча расположившуюся под столом ногу. - Девочки. - Джордж улыбался, глядя с весёлым укором. - Всё. Говорим серьёзно. Кристина, мы тебя никуда не отпустим. Точнее, не так. Мы предлагаем тебе остаться с нами. Конечно, не навсегда - отучишься, устроишься, жизнь наладишь по своему усмотрению, Но сколько бы времени тебе не потребовалось, наш дом - твой дом, а моя семья - и твоя семья тоже. В Гостиной музыки было уютно и как-то... спокойно, что ли. Осень расцветила стены хороводами багряно-золотой листвы, навсегда запечатлённой в последнем своём полёте, усыпала ковёр ало-жёлтым - ступишь, зашуршит, чудится, - и приглушила свет, сделав его рассеянно-мягким, немного печальным, как прощальный солнечный взгляд. Угнездившись в медного цвета кресле, я с отрешённым умиротворением наблюдала за Анжелиной, задумчиво перебирающей нотные листы, аккуратно сложенные на маленьком столике. Ярко-рыжая, одетая в светлое домашнее платье, она казалась ещё одной деталью интерьера - центром и душой его. Не то, что я - темноволосое чучело в полосатой майке. - Что ты отцу скажешь? - определившись наконец с музыкальной программой на сегодня, Анжи располагала листы на пюпитре - я отвечала её спине, плавно раскачивающейся за инструментом. - Не знаю. Мама ждёт там. Там всё как-то... распланировано. Я точно знаю, кем буду, как пройдёт моя жизнь. - И в этом для тебя счастье? - она провела рукой по клавиатуре. Споткнулась, вздохнула, возвращаясь к началу вновь. - Глупость какая. Здесь у тебя столько перспектив... К тому же. Ну куда ты пойдёшь? На факультет иностранных языков? Зачем? - И снова ошибка. Ноты фальшью брызнули из-под пальцев. - Знаешь, почему Британский шпион не смог стать учителем Английского в России? - М? - вопросительно выгнула бровь я. - Произношение не понравилось, - припечатала Анжи, резким движением опуская тёмную крышку. - Нечему тебе там учиться. Ты уже всё знаешь. Хочешь быть переводчиком - сразу после выпуска к папе иди, а хочешь развиваться и по настоящему жить... м... тоже иди к папе. - Плюхнувшись в соседнее кресло, Анжелина вытащила из декоративной вазы большое яблоко, к глазам поднесла так, будто меня сквозь него рассмотреть хотела. - У тебя-то мечта есть? - Есть мечта, - глухо откликнулась я, играя длинной вьющейся прядью, - вот только реализовывать её слишком поздно. Возможности я упустила. - Давай без экивоков. - Анжелас заинтересованно подалась вперёд. - Чего ты хочешь? - Музыка - это целый язык, Анжи. Его за два месяца не выучить. Даже с абсолютным слухом. Есть огромный пласт теории, сам факт окончания музыкальной школы наконец. У нас был выбор - давно, когда я ещё мелкой была - музыка или языки. Родители во второе вложиться решили. Всеми силами и средствами. Думали: так вернее. - Можно ведь что-то сделать? - И грустный грустный голубой взгляд. - Я буду переводчиком, Анжи. Или ещё кем-то - не знаю. Путь мечты мне заказан. Прости. - И, поднявшись, из гостиной печально выскользнула. Разговор царапнул неожиданно больно, заставляя заглянуть вперёд и задуматься. Что меня ждёт? Два языка во мне равноправны, но хочу ли жить ими, день ото дня повторять за другими слова, не меняя смысла и теряя в этом саму себя? Промчавшись по коридору, в свою комнату метнулась загнанно и, плотно затворив дверь, к ней прислонилась. Зачем они разбередили мою душу? Чего хотели? Думали: это так просто? Вот взять - и разом изменить свой путь? А ведь мне хочется, до безумия, до крика хочется, но я не могу. И что делать? Куда бежать? - Замкнуться от всех, спрятаться вот так, как сейчас, за красивыми, увешанными множеством маленьких картинок стенами, щёлкнуть замком и, упорно сцепив зубы, преследовать нежеланную, ненужную, но всё же поставленную неоспоримым родительским словом цель. Вот сброшу сейчас домашние туфли - ступни в мягком светлом ворсе утонут, пронесут к постели... в объятия её брошусь - наушники в уши, погромче любимый трек - и разрыдаюсь свободно, искренне, чтоб только никто не видел, никто не слышал, никто... И споткнулась на полушаге. Вернулась назад, склонилась, быстро взмахнула рукой - метко брошенный левый башмак угодил аккурат в то место, которое у некоторых за мыслительный процесс отвечает. - Ты чего, золушка, делаешь? - возмущённо подскочила Джен на моей постели и, вынув наушники, с обиженным лицом отложила в сторону, ожидаемо, мой синий плеер. - Оборону выстраиваю, - невозмутимо буркнула я, прицеливаясь оставшейся в одиночестве обувкой. - На каком основании вторжение? - К любимой сестрице в гости нагрянула, а тебя пока дождёшься, со скуки повесишься. Но музыка неплохая. - И напела фальшиво, помахивая моей туфлёй: - I fly into the wind*. - Сморщив нос, фыркнула: - «Fallen Angel» - ребята прикольные. Одобряю. - Ещё бы ты н