Глава 8
Эрик закатил глаза, Амалия прыснула в ладонь, Джек, фыркнув, демонстративно отвернулся к стене. Вся эта пантомима связана была с тем, что каждый из нас - личностей условно творческих и относительно гениальных - так и не сумел выковырять из недр своего сознания хотя бы одно название, что хоть сколько-нибудь приличествовало бы новорождённому коллективу. - Ну хоть лидер что-то хорошее скажет? - вопросил без всякой надежды Эрик, - а-то старт у нас выходит вообще нулевой. - Лидер... - побарабанила пальцами по столешнице я. - Коллектив «Деградация»! - хихикнул Джек, за что тотчас получил барабанной палочкой от Амалии. - А если серьёзно? - А это серьёзно, Эрик, - широко улыбнулся наш чокнутый гитарист. - Лечить нужно. Ау! За что? Повторив воспитательный удар в сугубо профилактических целях, Амалия с чувством выполненного долга уткнулась в планшет. Хорошо ей, отстрелялась отсутствием присутствия - и отбыла в нирвану - мультики она там смотрит хорошие, не иначе - вон, какое лицо довольное - светится прям. - Я вообще сомневаюсь в здравости всего этого, - подала голос угрюмая Глэдис. Покрутила ладонь перед глазами, рассматривая маникюр. - Ровно с того момента сомневаюсь, как услышала предложение. Человек, который в коллективе без году неделя по сути, вдруг проявляет головокружительные инициативы и пытается сразу из грязи - в князи. Действительно ли всем нам нужно подписываться под этим? Мы получаем образование, к чему-то стремимся да, играем в парках - но это заработок, не больше. Я не хочу переводиться на заочное обучение. А если бы и хотела, то явно не под предводительством непонятно откуда вылезшего желторотого непонятно кого с амбициями Бонапарта. - Что ты несёшь? - шикнул на подругу Джек, но, отмахнувшись, та поднялась со своего места. - У меня просто голова на плечах. И умишко в ней не куриный, Джек. Ах да, ещё, отвлечёмся от насущных вопросов: пожалуйста, объясни наконец-то мне, почему вдруг твои симпатии так внезапно переметнулись? Ты ходок у нас? - Сделав несколько почти танцевальных шагов, Глэдис патетически взмахнула руками. - Мальчик-потаскун! Смотрите-ка! И далеко ты за этой юбкой потащишься? - Да успокойся наконец, Глэд! Твои сугубо интимные переживания не интересуют здесь никого, - наконец не выдержала Амалия. Эта девушка-амазонка, невзирая на воинственный вид и совсем не женские увлечения, всегда была самой благоразумной - в полемику без дела не ввязывалась, сама споров не заводила и другим не давала поводов. А здесь вот и её проняло. Надо же... - Пусть говорит, - махнул кистью руки Эрик. - Мнение каждого очень важно. Мы никого тут силой не держим. Хочешь уйти - уходи. - И поднялся с видимым намереньем приглашающим жестом распахнуть уходящим двери. Люди спорили. Спорили и кричали, а я, стиснув под столом клочок бумаги с наспех нацарапанными предрассветными строками, сердцем тихонько плакала. С непроницаемым лицом, с идеально прямой спиной и расправленными плечами - плакала. Хотелось по-волчьи выть - я ведь так не люблю разочаровываться в людях. А ещё мне грустно, когда кто-то откровенно в меня не верит. Вдвойне обидно, когда кто-то не верит в нас. Группе неожиданно протянули руку, дали старт, взлёт, плацдарм, о каком и мечтать не смели. А Глэд шарахается, да ещё и меня за что-то возненавидела. Вынырнула в реальность одновременно с прощальным словом, сопровождённым хлопком двери. - Я покидаю этот Титаник, люди! Самообладание отказало. - Глэдис! - дёрнулась было вслед - и тотчас тяжело упала на место, ощутив тёплую руку, стиснувшую плечо. - Не надо, девочка, строить мост из гнилых брёвен - он ведь всё равно однажды провалится. - Я молча кивнула. Спорить, бежать и что-то доказывать, в сущности, не хотелось. Только сесть - и скулить тихонечко, нагнетая и без того мрачную атмосферу. - Ну так есть ли идеи в твоей голове? - продолжил Эрик тем временем. Тёплая его ладонь всё ещё дарила поддержку и группа, моя группа, моя мечта, внезапно ожившая и теперь тлеющая на пальцах, всё ещё была рядом. - Будем «Утренней звездой», ребята? - спросила я тихо, и в памяти снова всплыл образ стойкого огонька, меркнущего постепенно в рассветной мгле. - Это той, что умирает последней? - теперь голос Джека был тих и очень серьёзен. - Это той, - поднял ладонь директор, - что однажды станет прекрасным солнцем. Вот так и родилась моя утренняя звезда. Робкая, слабая с виду, но всё же очень стойкая, целостная, готовая идти до конца. Моя «Morning Star». А новый клавишник когда-нибудь да найдётся. «Когда-нибудь» наступило ровно через декаду. Смущённое и растрёпанное, вошло, ведомое Эриком, в распахнувшуюся дверь нашей студии - и заставило меня потерять на пару мгновений речь. - Знакомьтесь, ребята, это Барбара Пейдж. Даст бог, ваша новая клавишница. Из вашей же альма-матер, кстати. Прошу жаловать и любить, - говорил директор, а я абсолютно бесстыдно, приличия позабыв, смотрела на Барбару. Её растерянные голубые глаза глядели в мои в ответ. Это было не так, как с Ликой - дело не в одежде, не в макияже. Головокружительное, абсолютное, стопроцентное сходство - рыжие волосы, уложенные некогда прямым, а сейчас скособочившимся пробором, светлая кожа, разрез глаз, форма бровей, ключицы, ладони, губы... Передо мною стояла Анжелас и, чуть-чуть сутулясь под моим непозволительно неприличным взглядом, слишком знакомо, чересчур узнаваемо улыбалась. «На принтере вас что ли штампуют?» Мысль пронеслась в голове с какой-то адской безуминкой. Мне вдруг стало весело и смешно. - Привет, Барби! - по-мужски протянула ладонь для пожатия ей навстречу и, отметив вдруг самую малость, практически незначительное различие, облегчённо вздохнула: - Всё-таки не на принтере. Слава богу. Родинки не хватает. Задним числом осознала: говорю в слух. Долго же пришлось объяснять Барби свою неприличную эксцентричность. Почти неделя понадобилась на то, чтобы заставить себя понять: Барбара Пейдж - не моя Анжелас. Она абсолютно другой человек со своей жизнью, пристрастиями, характером. Лишь играет почти так же хорошо, как сестричка Льюис, а ещё пишет отличные песни. В то время, как в коллективе налаживались всё более тёплые дружеские отношения, наша группа поднималась по нелёгкой лестнице славы. Через ступеньку, прыжками. А всё благодаря неугомонной Ли, не только давшей прекрасный старт, но и затеявшей проект, в котором мы участвовали на равных с «Падшими», что, конечно же, дало огромный толчок. Время летело быстрокрылой колибри, столь же яркое и неуловимое. Мы покоряли города и страны, побеждали в конкурсах - и устраивали безрассудства в свободные от работы минуты. Зима выдалась удивительно тёплой, так что, сидя в студии с чашкой кофе, я не раз тосковала по белоснежным пушинкам, что кружатся, кружатся, кружатся, вытанцовывая замысловатый вальс. Что там сейчас, в родном моём Подмосковье? Но возможность вырваться к родителям, увы, не подворачивалась никак. И я тосковала, постепенно утомляясь не только физически, но и морально. Вот и рассудила старуха-судьба, что слишком приелось её подопечной даже настолько активное существование. Вот и решила извернуться по интереснее. Вот и... Но не стану события торопить. *** Треньканье мобильного ворвалось в сладкий утренний сон пожарной сиреной. Протянув руку, безжалостно приложила ею серебристый аппарат с настолько жестокой силой, что, хрюкнув как-то растерянно, он заткнулся. Надеюсь, не навсегда. Нежный Морфей снова обнял плечи. В краях его я видела чудесные золотые пляжи, пальмы до небес и восторженные карие глаза мамы, впервые окунувшейся в воды вечного, как мир, океана. А звонок опять разнёсся по квартире, нагло врываясь в прекрасный, чудесный мир. Кое-как продрав глаза, уставилась на дисплей - кому там неймётся? Оказалось, Барби. Ткнула в зелёную кнопку, но любимое «у аппарата» гаркнуть так и не успела. На том конце затараторили раньше. - Кристина! Кристина! Ты меня слышишь?! - и уже тише, - Не ищите. Я уезжаю! Надолго! Пожалуйста, прости! Что-то стукнуло, хр