Пролог
И лишь холодный свет луны напомнит тебе о том, что ты погасил свое личное солнце…
Холодный апрель был моим личным проводником в страну угнетенных и опустошенных. Я брела по улице, зябко кутаясь в весеннее пальто, и изредка пинала камни, встречающиеся на моем пути. Косые струи дождя и порывы ледяного ветра больно хлестали по щекам, словно хотели отрезвить, вернуть из мира грез на эту грешную землю. Промокшие волосы больше не выглядели опрятно. Прическа испорчена окончательно. Длинные полы вечернего платья нежно-голубого цвета были в серо-коричневых пятнах и разводах. Тушь давно размазалась по щекам, превращая нежное личико принцессы в гримасу страшной ведьмы.
Неважно…
Сердце успокоилось… Оно теперь, кажется, не бьется… Слишком много боли от предательства, слишком много пустых надежд… Убита, растоптана, сломлена…
На улице начинают зажигаться фонари, напоминая, что в свои владения вступает Господин Вечер. Он неспешно затемняет голубое небо, пропитывая воздух любовью. Готовится встретить свою возлюбленную – Госпожу Ночь. Она пунктуальна, никогда не опаздывает… И Вечер растворяется в ней без остатка, превращаясь в горстку далеких звезд. Ночь же, как настоящая неприступная леди, может укрыть звезды, спрятать их от глаз людских за тучами, отнимая крохотную надежду на романтику у влюбленных. Она бывает холодна, ей чужды чувства. Поэтому она отнимает их у нас, у простых людей, не наделенных властью над природой…
…Грубая кожа весенних туфель ужасно натирала ноги. Высокие каблуки, которые ежедневно дарили легкость и уверенность в себе, внезапно превратились в камни, утягивающие на дно, в бездну уныния. Я брела по проезжей части, даже не сочтя нужным сойти на тротуар. Мимо проезжали машины, водители сигналили, но завидев известный жест, указывающий дорогу в далекие-далекие края, сильнее нажимали педаль газа. Взвизгнув шинами, автомобили проносились мимо, окатывая меня водой из грязных луж. На светлом, цвета кофе с молоком пальто оставались серые потеки…
Если бы меня сейчас видела мама… Она бы прижала маленькие кулачки к губам и с ужасом в блеклых голубых глазах смотрела на свое чадо. Потом была бы теплая ванна, которую она набрала бы, щедро плеснув туда пены и добавив пару капель лавандового эфирного масла и горячий травяной чай: ромашка и мята. Мы просидели бы на кухне до утра. Я куталась бы в теплый махровый халат, держа чашку ароматного напитка двумя руками, а она, положив голову на ладошки, просто любовалась мной…
И только в тот момент, когда первые лучики солнца озарили бы небо, прогоняя Госпожу Ночь, мы бы перебрались в мою комнату. Я переоделась бы в пижаму и легла бы на кровать, а мама, держа меня за руку, другой бы гладила по волосам, разделяя мою боль на двоих.
Сердце новой волной боли напомнило о себе: что живет еще, что бьется. Сжав кулаки, я остановилась и возвела глаза к небу, словно надеясь на чудо.
И в этот самый миг небеса, будто услышав мой немой крик о помощи, сжалились надо мной… Госпожа Ночь открыла мне свой лик, невесомо прикоснулась к щеке рукой и легким дуновением ветра прошептала: я подарю тебе надежду…
«А что попросишь ты взамен?» - мысленно спросила я.
«Всего лишь твои чувства…» - прошелестел дождь в ответ…
1
Чувства, что не прошли проверку на прочность, останутся лишь пустым звуком, затеряются среди чешуек времени...
Кружка горячего чая стояла на столе, наполняя ароматом мяты кухню. С самого детства я предпочитала пить травяные чаи. Каждый год, выбираясь на лето к бабушке в деревню, я очень много времени тратила на прогулки по округе. Мне нравилось собирать травы и ягоды. Я разбиралась в них получше многих селян. А вечерами, мы с бабулей сидели на веранде, связывая мою дневную добычу в пучки, которые потом развешивали на веревке. Травки пару дней сушились на солнышке, после чего мы снимали их и фасовали по пакетам. И только вернувшись к себе домой, где меня ждала мама, я измельчала сухие листки, составляя травяные сборы.
Сейчас мамы нет. Как и бабушки. Домик в деревне превратился в дачу. Каждое лето я приезжаю туда, чтобы вспомнить мгновения из детства. Вновь собираю травы, чтобы вечером, сидя в кресле-качалке на веранде, связывать из них пучки.
Тело еще хранило остатки холода и сырости. Словно я до сих пор бреду по дороге, глупо веря дождю. Горячий душ не принес успокоения, как и чай из мяты и ромашки. Предательство выжигало на сердце новый узор, который со временем превратится в шрам. Память. Всего лишь память о том, какой глупой я была. Глупой и наивной.