Нет. Губы дрожат. Смотрит на меня, пытаясь скрыть слезы в глазах, и жуткое открытие добивает меня в пучине моих сомнений. Она боится. Вон, трясется как осиновый лист, слезы срываются с пушистых ресниц мне на ладонь, и в них замирает самое скорбное женское чувство — одиночество.
Бедная моя мышка. Сладкая моя женщина.
Обнять ее стало необходимостью. Пересадив девушку к себе на колени, позволил уткнуться носом себе в шею и выплакаться. Гладил, не зная, как успокоить и надо ли вообще? Пусть ревет. Пусть рыдает так, чтобы в последний раз, больше не надо.
— Когда анализ придет?
— Завтра, — всхлипывает и пальцами за мою куртку хватается. — Сказали, на почту пришлют результат.
— Надеюсь, не Почтой России.
— Шутки шутишь, — приподымается, рукавом вытирая мокрые щеки и хлюпая носом. — Есть салфетки?
— Держи.
Смущаясь, вытерла нос и сжала сморщенный бумажный платочек в ладошке, вновь закрываясь, переживая без повода.
— Кир?
— Что?
— Неважно, что в результатах будет.
— Я поняла, — криво хмыкнула и зашевелилась на моих коленях в нерешительной попытке сползти.
— Нет, нихера ты не поняла.
Остановил мышку, возвращая на место. Заставил на себя посмотреть, разворачивая горящее лицо ладонями.
— Если результат отрицательный — попробуем еще и еще раз. К врачам походим, я лучших найду, обещаю.
— Да что ты с этими детьми ко мне пристал?
Шипит кошкой, а у самой вновь слезы в глазах застывают блестящими каплями.
— Потому что ты хочешь. А я в лепешку расшибусь, но дам тебе то, о чем мечтаешь. Всех своих сперматозоидов подговорю, к шаманам пойду на окуривание, врачей забодаю, но сделаю.
— Не бросайся словами.
— Я не бросаюсь. Я говорю то, что будет, перед фактом тебя ставлю, мышка. Хочешь ребенка — сделаем. Слепим по всем стандартам качества.
— Смешно слышать от контрацептивного магната, — фыркнула, но дышать стала чаще. — Ты вроде на другой стороне баррикад.
— Угу, только вот я тут жениться надумал и детей пилить, всякое бывает. Жизнь идет — человек живет. Все, не реви больше, мне в печенке больно, когда ты плачешь.
— Миш?
— Что?
Молчит. Смотрит, ресницами хлопает и молчит. Только губы чуть распахнулись, стянутая курткой грудь приподнимается выше с каждым вдохом, а черные как омуты зрачки расширяются до невероятных размеров. Как обдолбанная. И я, уверен сейчас ничем не лучше, такой же наркоман, подвисший на малиновой эссенции ее тела.
Стоило подумать об этом, представить, как она стонет, и член в штанах упрямо дернулся. В ушах зазвенело эхо ее откровенных стонов, перед глазами запестрели картинки стройного тела и раскрытых в крике губ.
Бляха-муха… Виагры не надо.
— Я сейчас глупость скажу, — прошептала тихонько, проваливаясь со мной в грязные фантазии. — Только ты не ругайся.
— И не подумаю. Говори.
— Я, кажется, тебя люблю.
Сорвалась на последнем слове, пробубнила себе под нос, но я услышал. Мне даже уши не нужны были, я кожей почувствовал, жилами, натянувшимися до скрипа.
— Замуж выйдешь?
— Да что ты пристал с этим замужеством?!
— Окольцевать тебя хочу, что тут непонятного? — нырнул рукой в карман куртки и вытащил коробочку, что таскал с собой еще с обеда.
Сразу как его увидел — в глаза бросилось. Аккуратное, тонкое, с россыпью бриллиантов. То, с какой скоростью я его купил, заставило растеряться даже продавщицу, явно вдохновившуюся таким неожиданным клиентом. Времени мало было, Кира с Лерой где-то поблизости бродили, надо было торопиться.
— Твою мать…
— Это «да»?
— Даааа! — заверещала Лера, распахнувшая дверь авто. — Даааа! Скажи ему «да»!
Кира тихо рассмеялась, прижимая ладони к покрасневшим щекам, и кивнула. Слабенько так, неубедительно.
— Выйдешь или нет?
— Да, выйду.
— Не расслышал!
— Я выйду за тебя, Громов. Попозже, — сверкнула глазами и позволила надеть колечко на тонкий пальчик. — Мы же не торопимся.
— Нет, мышка, не торопимся. До завтра, — намекнул ей на тест и притянул к себе, глядя на бегущий к нам экспресс из друзей и родственников, которые тоже хотели свою порцию зрелищ.
Глава 52
Миша еще спал, обхватив меня тяжелой рукой и жаря своим телом, словно огромная ядерная печь. Боже, какой же он жаркий! С трудом сдвинув мужскую руку с ребер на бедра, тяжело, но тихо вздохнула. Рядом с ним можно свариться заживо, ошпарившись о раскаленную кожу. Еще шерстяной ворс на его груди щекочет мне спину, и мысли невольно спускаются по темной поросли под резинку боксеров…