Опять же, не имея возможности провести как следует артподготовку перед прорывом, корниловцы вполне могли заменить ее ударом фронтовой авиации, ибо уцелевшие авианосцы, на палубах которых расположились «Кречеты» и «Сапсаны», еще не отошли настолько далеко, чтобы не поспеть к месту действия в течение десяти минут. Однако авианалета на Черноморское не было…
Согласно советским источникам, корниловцы удерживали оборону достаточно долго, чтобы все пробились в порт, погрузились на корабли и уехали. После чего они были окружены у Черноморского и триумфально сброшены в море (очень кстати поблизости оказались крымские десантные катера морской пехоты). «Золото-погонный драп» бессчетное количество раз сравнивался в прессе с аналогичным «драпом», имевшим место 60 лет назад. Но если отбросить пропагандистскую шелуху, то истине будет соответствовать все-таки не фраза «белогвардейский десант был разгромлен», а фраза «белогвардейский рейд удался».
А в крымских источниках этот бой, казалось бы, триумфальный, тоже изложен более чем конспективно, что наводит любого беспристрастного исследователя на мысль о дезе, которую обе стороны подготовили вместе, чтобы врать всклад.
А если что-то кажется единственно возможным по логике вещей — это значит, что, скорее всего, так оно и было…
…Этот чемоданчик ужасно походил на те, в которых международные курьеры «Де Бирс» перевозят продукцию своей фирмы. Его доставили со специальным рейсом из Симфи, после чего он перекочевал в КШМ командира дивизии.
Верещагин, настоявший на разговоре с обоими командирами дивизий vis-a-vis, попрощался с полковником Ровенским за пятьдесят метров от назначенной точки: мостика через дренажную канаву.
— Значит, если что… — Артем не стал уточнять. — Начинайте. Командовать дивизией будете вы.
— Можно спросить, Арт…
— Да? — Верещагин повернулся.
— Зачем вы таскаете под ремнем второй пистолет?
— Это «кольт» отца… вроде как талисман.
— Понятно… Удачи вам.
Верещагин кивнул и отправился к точке рандеву.
Чемоданчик был за спиной, в заплечном мешке. В левой руке было нечто, похожее на маленькую ручку, стержень которой убирается и выдвигается нажатием пружинки. Очень многое зависело от этого чемоданчика, и от этой пружинки, и от него самого… И все пойдет прахом, если решит выслужиться какой-то дурной снайпер с той стороны.
К мостику приближались двое. Плохо будет, если в красных командирах взыграла спесь, и они послали «шестерок». Очень плохо.
Он вышел на мостик первым, поставил вещевой мешок у ног и стал ждать.
Шлыков, как его и просили, отъехал на позицию. Поперек дороги стоял «скарабей», где ждал Гусаров. Красные командиры подкатили на штабной БМП со свитой.
Редкие расчёхранные облачка висели в небе, уже подсвеченные красным. Жара и безветрие. Артем снял берет, вытер лоб: к черту формальности. С некоторым удовольствием заметил, что его жест со своей фуражкой повторил один из командиров — генерал-майор; Шарламян, напомнил он себе. Значит, второй, с погонами генерал-полковника, — командир 150-й мотострелковой дивизии Дударев.
Остановились на середине моста, напротив друг друга.
— Полковник Верещагин, — Артем надел берет и откозырял. — С кем имею честь?
— Генерал-майор Шарламян…
— Генерал-полковник Дударев…
Он всматривался в лица, искал признаки усталости, неуверенности, может быть — страха…
Можно ли дослужиться до командира дивизии в СССР — и остаться честным человеком? Насколько сильным должно быть искушение? Глеб, скорее всего, рассмеялся бы ему в лицо на то предложение, которое он собирался сделать комдивам — но честность Глеба не была подточена десятилетиями соблазнов… Потому он и был капитаном, а они — генералами…
Артем присел на бетонный блок ограждения, поставив свой рюкзачок между ног, сделал приглашающий жест в сторону блока напротив. Комдивы переглянулись и сели.
— Давайте так, господа… — сказал он. — Сначала я опишу вам наше положение — каким оно вам рисуется… Положение раковое. Всю нашу технику вы уже сосчитали, численное превосходство в людях за вами, первые части 169-й дивизии уже в Николаеве. Наши авианалеты тормозят их ненадолго. Вы можете нас здесь стереть в порошок. Мы, конечно, попытаемся прорваться в порт. Девять против одного, что нам это не удастся. Мы красиво подохнем в Черноморском, по пути раздолбав все, что сможем раздолбать. А после того как отчалят ребята, удерживающие порт, по городу пройдется артиллерия флота и авиация. Это я вам обещаю. Но вы этого не увидите, потому что сначала отработают по вашим позициям. Не думаю, что при таких раскладах вы получите какие-то награды. Скорее наоборот: такие потери очень отрицательно скажутся на вашей карьере… Это с одной стороны.
Верещагин свободной рукой расшнуровал завязки рюкзака и открыл взорам другой договаривающейся стороны чемоданчик, обтянутый черной, уже порядком поцарапанной кожей. Набрал на крышке код и открыл замок.
— Это — с другой стороны, — сказал он, давая возможность оценить увиденное. — Не волнуйтесь, в бинокль этого с ваших позиций разглядеть нельзя.
Генералы молчали, и каждая новая секунда молчания падала с плеч Артема свинцовой гирей: он выиграл! Если бы он проиграл, ему сразу сказали бы: убери-ка ты это подальше, господин полковник…
— Сколько здесь? — севшим голосом спросил Шарламян.
— Четыре килограмма.
— Настоящее?
— Проверьте. Вот соляная кислота.
Над советской копейкой, взятой в качестве контрольного материала, закурился легкий дымок. Цифирка «1» и буквы «СССР» пошли пузырями. Со стаграммового слитка капелька кислоты скатилась в пыль — и пыль тоже закурилась, тоже зашипела… Дударев заметно побледнел.
Артем бросил контрольный слиток обратно в чемоданчик и ногой захлопнул крышку.
— Ну что, будет разговор?
— Вы это… — запнулся Шарламян. — Нам?… Советским офицерам?… Предлагаете взятку?
— Да, — просто ответил Артем. — Отказаться — ваше дело… Мое — предложить.
— А что это… у вас в руке?
— Пульт управления. Кроме всего прочего, в чемоданчике мина. Я ведь не должен допустить, чтобы золото попало в ваши руки, если вы откажетесь. Или если кто-то надумает решить дело одним выстрелом — например, сейчас. Пока я прижимаю пальцем эту кнопку, мина не взорвется.
— А если мы… не договоримся? — Дударев достал из кармана платок и утерся.
— Тогда мы разойдемся на позиции… После чего я отпущу кнопку. Столько добра пропадет. Жаль.
— Вы себе представляете, как мы вернемся… с этим?
— Вполне представляю. — Арт пихнул чемоданчик ногой. Кувыркнувшись в воздухе, в радуге брызг он канул в муть канавы.
— Когда все закончится, вы без проблем вернетесь сюда и заберете его. — Верещагин пнул ногой еще один увесистый камушек, тот отправился за чемоданчиком, снова подняв тучу брызг. Нога заболела: чемоданчик был нелегкий даже для армейского ботинка.
— А где гарантия… что если мы… договоримся, вы не… того?
— Мое честное слово. И другой гарантии у вас не будет.
— Это несерьезно.
— Да? А где гарантия, что, получив от меня этот пульт отключенным, вы решите выполнить условия и не пустите против нас артиллерию и танки?
— Наше честное слово, — набычился Дударев.
— Хорошо, — сказал Арт. — Не то чтобы я вам не доверял, но нарушение слова с рук вам не сойдет. Вы не знаете шифра, а если вы наберете неверно, мина сработает. Шифр я скажу, когда вы выполните наши условия.
— Сдаться мы не сможем. Ни за какие деньги.