Где-то через час Лорин вернулась домой. Невзирая на общий успех мероприятия, от посещения Крастора каждый раз оставался какой-то неприятный осадок. Вроде бы и друг. Вроде бы единственный близкий друг, сохранивший способность здраво мыслить. Но где-то на уровне ощущений, Лорин постоянно ощущала необъяснимую тревогу и такой же иррациональный страх. Хотя — вот ведь глупость, с чего ей бояться своего давнего любовника?
Побывав в собственной спальне, Лорин убедилась в том, что князь еще дышит. Тяжело, каждый раз с усилием схватывая глоток воздуха. Глаза по-прежнему были закрыты, щеки алели пятнами румянца.
«Почему я опасаюсь Крастора?» — снова мелькнула надоедливой мошкой мысль, что не давала покоя, — «он, в конце концов, мне помог…»
Она помассировала пальцами виски, отгоняя лишнее. Сейчас главное — не Крастор, отнюдь. Сейчас — некромант мира сего. Поставить его на ноги. Уговорить отправиться к Разлому. А там уж как повезет.
Путь Лорин лежал в подвал, где она держала запасы пищи. Пищу привозили работорговцы, и Лорин была милосердна, не храня свои запасы подолгу. Да и не с руки держать подвалы забитыми: тут же вставал ребром вопрос о кормежке пленников и об их здоровье.
Купленные рабы — несколько грязных, оборванных и наверняка обезумевших от страха мужчин — сидели на полу в просторной камере, отделенной от остального подземелья старой, но крепкой решеткой. Было довольно светло, безмолвные ллэ постоянно меняли факелы в закопченных подставках. Лорин подошла к решетке почти вплотную. Один из рабов, сидя на корточках, обернулся и посмотрел на нее сквозь сбившиеся в колтун длинные волосы. Во взгляде уже витала пустота.
Лорин открыла дверь, врезанную в решетку и, не теряя зрительного контакта, поманила человека к себе. Он медленно поднялся и так же медленно направился к ней, словно шел под водой. Волосы с лица так и не убрал и остановился в двух шагах от вампирши. Лорин улыбнулась. Раб, хоть и обезумел в ожидании смерти, по-прежнему был послушен ее воле. Его сердце билось ровно, дыхание было спокойным.
«Он даже не понимает, что сейчас произойдет», — подумала она.
Провела задумчиво косточками пальцев по грязной, заросшей бородой щеке. Мужчина не пошевелился, не предпринял попытки отстраниться. Его светлые глаза смотрели куда-то сквозь Лорин и, вероятно, видели не подземелья замка, а нечто далекое и счастливое, словно детство.
Лорин опустила руку ниже, нежно погладила по груди. Пленник не вызывал у нее каких-либо плотских желаний, кроме как насытиться, но даже в этом она по привычке искала некую эстетику.
Отодвинув в сторону ворот вонючего рубища, Лорин подошла к мужчине вплотную, приникла к горячему и живому телу. Прошептала:
— Ты ведь позволишь мне поцелуй? Всего лишь поцелуй?
Языком скользнула вдоль шеи, вверх-вниз, ощутила соль человеческого немытого тела. Клыки зачесались в основаниях, становясь длиннее и заостряясь. Она запустила пальцы в свалявшиеся волосы раба, другой рукой обняла его за пояс, притягивая к себе. Жажда, растравленная запахом жизни, сделалась невыносимой, Лорин застонала, торопливо облизывая губы. И, прикрывая глаза от предвкушения удовольствия, впилась в горячую плоть.
В рот хлынул солоноватый нектар, прокладывая благословенную дорожку вниз по горлу, заполняя живым теплом страшную пустоту, что всегда была с ней на протяжении вот уже трех сотен лет. Лорин ощущала, как напряглось прижатое к ней человеческое тело, поняла, что ему тоже было хорошо — так, словно не она выпивала его жизнь, а он наслаждался ей. Перед глазами, будто звезды в темноте, вспыхивали и гасли воспоминания, которые она принимала в себя вместе с чужой кровью. Их было не много, и светлых, радостных едва ли набрался десяток.
«Я дам тебе свободу, мой милый», — млея от невыносимого, острого удовольствия, думала Лорин, — «ты уходишь в вечность, а я остаюсь в вечности здесь».
Распадаясь на тысячи осколков, она возрождалась вновь. Холод и пустота отступали, уносимые чужой жизнью, и в то мгновение, когда тяжелое тело стало оседать на пол в ее руках, Лорин поняла, что жива.
На самом деле жива.
Ей давно не было так хорошо.
Этот мужчина смог напоить ее всю, и в последние мгновения, отсчитывая затухающие удары сердца, Лорин любила его больше, чем кого бы то ни было.
Потом наступила жуткая, отрезвляющая тишина.
Она оторвалась от раны на шее: кровь перестала вытекать.
«Как быстро, как мало», — Лорин поцеловала мужчину в лоб и не без труда поднялась на ноги. Сытость разморила ее, не хотелось никуда идти. Просто лечь и вздремнуть, как будто после хорошего обеда.