Новость разбудила меня. Первой реакцией стала ярость, второй — гнев. Ярость была холодной и беспомощной, а гнев живым и теплым. «Ты не первая!» — твердила я себе, будто это что-то меняло. Я рассчитала, сколько времени осталось до бракосочетания: примерно полгода, может, меньше. Наверняка они поженятся этим летом, ровно через год после нашего расставания, когда еще будут благоухать травы, и вечером можно будет устроить танцы в большом внутреннем дворе имения, когда еще не закончится сезон гриля и шампанского на свежем воздухе. Возможно, у Лиане Вестерхофф невзрачная внешность, и, возможно, она не умеет танцевать, но у нее тоже будут свои мечты, и когда она выйдет из капеллы в белом платье, то захочет получить благословение не только церкви, но и Небес.
Я теряюсь в догадках, почему он шел пешком. Может, ему пришлось бросить машину, потому что мотор сломался? Уверена, он ездил на пижонских машинах, но вряд ли мог позволить себе по-настоящему хорошую — возможно, со спортивным кузовом, с улучшенным мотором и необычными элементами. Такие машины капризны и иногда просто отказываются заводиться. Возможно, он купил подержанную машину: после аварии, случившейся в Ф., перекрашенную, с новым радио и дополнительными фарами, кожаные сиденья включены в стоимость. Вполне солидную для коротких поездок на выходные, но не слишком выносливую, к тому же в нашем влажном климате быстро ржавеют детали или приходит в негодность зажигание. Здесь не самое подходящее место для спортивных машин.
План у меня появился не сразу. Но с той самой секунды, как я прочла сообщение, я уже ничего не могла изменить: словно решение было принято без моего участия, и сомневаться было уже ни к чему, пришла пора действовать. Когда мы с Эрнстом шли тем вечером к Ирми, я чувствовала себя совершенно опустошенной, но готовой на все, и когда он провожал меня домой, я болтала с ним, как обычно. Только ночью я представила нашу жизнь.
Мои родители вернутся в С., к сестрам матери и моему дедушке, который жил один в своей крошечной квартирке — это было ясно давно. Мой отец, сделав скромную карьеру у доктора Херманна, «оптовая и розничная торговля», по-прежнему не мог назвать это место домом, а мама всегда ждала единственного мгновения: когда они смогут продать домик и вернуться туда, где жила ее семья. Папа достигнет пенсионного возраста через два года — слишком долго, чтобы дожидаться и уезжать вместе с ними, мне не хотелось возвращаться в С. старой девой на шее у родителей, к своим замужним кузинам, которые обсуждали детей и отпуск в Тироле и уже давно смотрели на меня с неодобрением — красотка Маргарета, вечно окруженная поклонниками, которая умела рисовать, петь и танцевать, которая хотела пойти учиться на актрису, а стала лишь одинокой офисной работницей с нервным срывом. Я выйду замуж за Эрнста и буду жить с ним и Ирми; Эрнст хотя бы хорошо выглядел, носил меня на руках, прилично зарабатывал и был милым парнем, он мне точно ни в чем не откажет; а Ирми была просто сокровищем. Я с удовольствием представляла, как буду жить с ней, представляла изумление и благодарность Эрнста, когда он узнает, что не придется оставлять в одиночестве мать, вдову, потерявшую на фронте мужа, что можно взять ее с собой, в новую семью. Я продолжу работать, по вечерам мы сможем часто бывать в обществе — только не на танцах, больше никогда, — а дома нас будет ждать Ирми, оживление и веселье. Возможно, у нас родится ребенок. Но прежде всего нас ждет большая свадьба, уже этим летом, в парадном зале с оркестром и толпой гостей; я буду отправлять подписанные приглашения и дам объявление в газету: «Принимаем поздравления с 13 часов по адресу: дом Блюменталь». Я сама придумаю фасон платья и куплю для него шелк, даже если придется ехать в Ф., чтобы подыскать подходящий. Я буду лучшей.
С того момента я словно пребывала в холодном дурмане. Проснувшись утром, я позволила себе несколько секунд сомнений — но решение было принято, я чувствовала огромную силу и не хотела сдерживаться. Я радовалась собственному гневу, поглотившему все: усталость последних шести месяцев, равнодушную отчужденность и неприятие мира. Я вспоминала все это с ужасом и страшно боялась снова стать вчерашней Маргаретой. В конечном счете для меня было неважно, Эрнст или кто-то другой; Эрнстом можно управлять, это я поняла сразу, у него были свои причуды, но не конкретные недостатки, а инвалидность делала его особенно благодарным. Филип его не знал, хотя это было не слишком важно, лишь отчасти — он прочитает сообщение в газете, и оно заденет его так же, как его помолвка задела меня, или даже сильнее: я опережу его, пусть не думает, что в день его свадьбы я буду стоять на берегу нашей реки и со слезами на глазах рассматривать кирпичные стены имения Ринекеров — я давно уеду в свадебное путешествие, и может, даже в Париж!