Так продолжалось долгое время. Я вернулась домой и снова вышла на работу. У господина Бруннера уже появилась новая правая рука, а меня перевели в отдел сбыта. По настоянию родителей я начала ходить в кегельный клуб. Однажды я встретила на улице Ульрику, мы обе остановились и не знали, что сказать. Я сшила вместе с мамой новые платья. Субботними вечерами я сидела с Гансом, Фредди и Эрнстом на длинной скамейке, напротив расположились Маргит и Урсула, Эрнст рассказывал свои истории, и когда остальные смеялись, я смеялась тоже. Я пошла с Эрнстом к Ирми, и она стала первым и, возможно, даже единственным человеком, который для меня тогда что-то значил.
Потом я прочла в субботней газете о помолвке Филипа с Лиане Вестерхофф, которую я не знала, но фамилия была мне знакома, потому что в Ф. была банкирская фирма Вестерхофф. Свадьба должна была состояться в имении Ринекер.
А сегодня в газетах написано другое: сообщалось, что по вине водителя смертельно ранен пешеход. Водитель скрылся с места происшествия. Если есть свидетели случившегося, им следует обратиться в полицию.
Но никто не мог ничего увидеть. Шел дождь, и было почти темно — в такую погоду никто не ходит гулять. Тем более по магистральной улице, где нет магазинов и деревьев для выгула собак. Никто не мог ничего увидеть.
О нас тогда знали многие. Я никому ничего не рассказывала, но вокруг поползли слухи. Возможно, моя мама не выдержала и кому-то доверилась — этим «кем-то» могли быть жена пекаря, соседка или даже Ульрика, которая заходила к нам на Рождество и в этом году тоже. А может, язык за зубами не удержала Илзе — да и с чего бы ей сдерживаться, она ведь не знала, что это секрет. Нервный срыв — в нашем кругу это ни о чем не говорило. Нужно было обоснование, и оно наконец появилось. Когда я вернулась, то заметила всеобщее смущение; никакого объяснения я не придумала. И решила вообще не обсуждать произошедшее, что стало своего рода признанием вины. Но беременна я правда не была, и в конце концов все в это поверили. Маме, видимо, пришлось показывать всем мои письма из санатория. Беременная дочь — это плохо, но все же не конец света, а вот беременная дочь, вернувшаяся без ребенка, — позор навсегда.