— Ты не заболела часом? — спрашивает он, проверяя для верности ладонью температуру моего лба. Я отмахиваюсь от него.
— С чего ты взял?
— Ты странно тихая, — замечает он. — Ну ничего, я подниму твое настроение. Допивай и собирайся. Мы идем в клуб.
— Сейчас? — благо в этот момент я не успела сделать глоток и просто слишком резко поставила чашку на стол, расплескав немного её содержимое.
— Сейчас, — кивает он. — Я только что позвонил своему заму и взял выходной. Правда, основное веселье там начинается вечером, но для первого раза пойдет и утренняя программа.
И он уходит в комнату, слегка пританцовывая, а я сижу на месте и, как дура, пялюсь в свою чашку, будто выход скрывается там, на дне, скрытый остатками ароматного напитка. Я так и не допила его. Он не лез мне в горло, будто тот самый странный комок мешал глотать. И я впервые за долгое время ушла из кухни, оставив на столе чашку с недопитым кофе.
Егор одевался медленно. Было видно, что он тщательно продумывает свой будущий образ. Каждая складочка выглядела уместной и обдуманной. Он надел узкие черные джинсы с множеством разрезов и дырок, явно сделанных в домашних условиях, черную боксерку, обтянувшую его тело так, что казалось, будто ему трудно в ней дышать. На запястья он надел кожаные напульсники с железными колечками-креплениями, а на шею повесил жетон с вырезанным пауком.
Заметив меня, он улыбнулся и указал кивком головы куда-то на кровать. Проследив за его взглядом, я заметила одежду, аккуратно выложенную на кровати. Мне хватило мимолётного взгляда, чтобы понять — она не моя. Я никогда бы не надела эту майку в крупную сетку, кожаную жилетку, прикрывающую одну лишь только грудь и то не полностью, кожаные шорты, короткие настолько, что видно зад. И уж тем более, я никогда бы не надела под все это великолепие колготки в сетку.
— Что это? — спросила я, с сомнением вертя в руках черные туфли на огроменном каблуке, состоящие из одних только ремней и пряжек.
— Подарок. — удивленно ответил Егор. Будто я сама не догадалась.
— Ты думаешь, я это надену? — поинтересовалась я.
— Ну да, — не менее удивленно сказал Егор. — Эта одежда будет вполне уместна.
— Правда? — выдохнула я, выворачивая наизнанку шорты. Бирка была потерта. Даже больше — текст на ней давно стерся. Остались только бесформенные линии. Ежу понятно — это уже носили до меня. И довольно часто. Слова срываются с губ раньше, чем я успеваю переделать фразу, сделать ее более нейтральной.
— Я это не надену, — безапелляционно говорю я.
***
Егор притормозил перед неприметным двухэтажным зданием. Оно было полностью безликим, лишенным изюминки. Не было ни красочных вывесок, ни громких названий. Не было вообще ничего, выделяющего это здание среди других кирпичных домов. Я ни за что бы не подумала, что оно чем-то примечательно. Чем-то подобным.
Парень полез в бардачок, нарочно касаясь моих коленей сильной грудью. Но это не подействовало на меня так же опьяняюще, как раньше. Я все равно чувствую себя дурой. Или шлюхой.
Хоть я и не надела предложенные им шорты и колготы, от туфель и майки с жилеткой отказаться не удалось. А завершили этот ужас мои черные брюки, красиво обтягивающие ноги. Я их всегда любила. До этого. Хорошо хоть, я сумела отбиться от пошлой красной помады, которой он хотел вымазать меня.
Из бардачка Егор достал кожаный ошейник с шипами. Прилично потертый изнутри. В груди что-то неприятно сжалось, при мысли о том, что все это уже с ним происходило. И на моем месте была другая девушка. А я всего лишь замена. Не зря ведь он так упорно пытается сделать из меня кого-то другого.
— Надень его мне, — просит Егор, протягивая ошейник в мою сторону.
— Зачем? — спрашиваю, с опаской гладя на кусок кожи, будто боясь, что он обожжет мне руки.
— Это признак подчинения, — привычно терпеливо объясняет он. — Логично будет, если ты наденешь это на своего раба.
Слово «раба» резко царапает слух. Пропадает всякое желание с ним спорить. Так что я просто беру ошейник и надеваю на его шею, пытаясь игнорировать жест полного повиновение — склоненную голову и опущенный взгляд. Абсолютное подчинение.
Из машины мы выходим молча, молча идем по аллейке, ведущей к двери дома. Молча заходим внутрь, минуя стоящего у двери мужчину, отдаленно похожего на охранника. Оказавшись в узеньком коридорчике, таком же безликом, как и сам дом, Егор повернул влево, открыл неприметную дверку и вошел внутрь, за руку втаскивая и меня.
Казалось, будто я попала в другой мир, отличающийся от моего так сильно, что сводило зубы. Это был мир латекса, кожи, плетей и боли. Мир унижения и жестокого секса. Комната отдаленно напоминала актовый зал. Была невысокая сцена и столики с кожаными диванами, расположенными вокруг нее. Их было не много — от силы десятка полтора, а может, и меньше. В царящем здесь полумраке сосчитать их было трудно. Как и дышать этим тяжелым воздухом, насквозь пропитанным кровью, похотью и фальшью.
Большинство столиков пустовало. Лишь за некоторыми, вальяжно раскинувшись на диванах, сидели латексные девушки в компании забитых, лишенных собственной воли, мужчин. Покорных, как хорошо обученные псы. «Абсолютное подчинение».
— Если прикажешь, я поползу за тобой на четвереньках, — прошептал мне в ухо Егор, заставив меня в который раз за сегодня вздрогнуть.
— Нет. — неожиданно твердо выдаю я, повернувшись к нему лицом. И я вижу. Это не мой Егор. Этот парень готов лизать мне ноги, если я прикажу. Передо мной был не мой принц. Передо мной был раб.
Мы идем к столику, и я кожей чувствую обращенные на меня взгляды. Некоторые дамочки пялятся не скрываясь, демонстративно кривя ярко-красные губы в презрительной гримасе. Противно. Едва сдерживаюсь, чтобы не продемонстрировать гордо поднятый вверх средний палец. Он у меня как раз красивый с аккуратно подпиленным ноготком, выкрашенным в черный.