— Знай наших, — не унимался Левинсон.
— А дальше? — Клава и сама начала улыбаться.
— А что дальше? Дальше ничего. Я им говорю, что у меня ведь задание, мне ведь перед руководством отчитываться. А они мне отвечают, что у меня своя работа, а у них — своя. Вызвали консула, я ему все рассказал, а он только руками разводит. «Ничем помочь не могу».
— А с Самохиным связывался?
Левинсон, как только услышал про Самохина, расхохотался так, что чуть не свалился с кресла.
— Видишь веселый детский смех? — Виктор кивнул на него. — Еще смешнее вышло.
— Да говори ты толком.
Виктор вздохнул и тряхнул головой.
— Мне дали телефон, а сами слушают по параллельному. Я, конечно, Самохину объясняю, говорю, что у меня ничего не получится, потому что меня задержали прямо в аэропорту и предупредили, что я нарушаю закон. А он мне знаешь что говорит?.. «Виктор Сергеевич, ну уж вы там как-нибудь неофициально, по-тихому, чтобы они не узнали. А-ага-га?» А они за стеклянной перегородкой стоят, слушают и хохочут.
— А-ага-га, вот так, знай наших! — Левинсон был уже весь красный от удушья смехом.
— Такие вот дела, Клавдия. Выперли меня из страны, как преступника какого-нибудь. Просидел в гостинице полдня. Куда выйду — за мной двое полицейских. Ни на минуту не оставляли. Махнул я рукой. И в тот же день — обратно. Так даже до трапа проводили и подождали, пока самолет в небо поднимется.
— Вить, а как же они узнали, что ты прилетел за Гольфманом?
— Откуда я знаю?! — Чубаристов поморщился. — Но ждали прямо у стойки, двух шагов сделать не дали.
— Ага, знай наших.
Чубаристов не выдержал и повернулся к Левинсону:
— Признавайся, пресс-секретарь, ты настучал?
— Ага, я, конечно, я. — Тот расхохотался еще больше. — Я же агент Моссада. У меня и справка есть. Показать?
— Здравствуйте, все! — В кабинет вошел Игорь. — Ой, Виктор Сергеевич, вы уже вернулись? Ну как съездили?
— Да плохо съездил! Плохо! — Чубаристов опять вскочил со стула и бросился к не посвященному в его историю. — Это просто ужас какой-то!
— Ой, только не надо! — закричал Левинсон. — Третьего раза я не переживу. Пожалей меня, я старый человек.
— Ладно, молчу. — Виктор вздохнул.
— Так что же все-таки случилось? — Игорь недоуменно обвел взглядом всех присутствующих. — Ну вот, так всегда. Опять я что-то пропустил?
— Тебе Клавдия потом расскажет. Ах да, чуть не забыл! — Чубаристов бросился к портфелю. — Я же вам сувениры привез. Левинсон, на, держи, это тебе. — Он бросил заму полиэтиленовый пакет.
— А что это? Там не бомба? — Левинсон полез в кулек. — Там же «Хамаз» бушует…
— Клава, специально для тебя искал. А то как-то несолидно. Пишешь всякой дрянью. — И он протянул ей дорогую ручку. Красивую, позолоченную, перьевую.
— Ой, спасибо, Витенька. Ой, спасибо… — Она чмокнула его в щеку и сразу стала искать бумажку, чтобы испробовать, как пишет.
— Ну уважил, Сергеич, ну уважил. — На Левинсоне красовалась вышитая золотом ермолка, а в руках он держал пакет мацы. — Теперь хоть в синагогу.
— Игорь, держи. — Чубаристов протянул ему солнцезащитные очки. — Это, правда, не «Рейбан», но в них вся израильская полиция ходит, и армия заодно.
— Спасибо, Виктор Сергеевич. — Игорь бросился к окну, стараясь увидеть в нем свое отражение. — Клавдия Васильевна, ну как? Мне идет?
— Идет, идет. Вылитый Джеймс Бонд. — Клава исписывала своей росписью второй лист бумаги. Ручка писала просто отлично. Ленка, конечно, пристанет, чтобы подарила, но обойдется.
— А как у вас дела? — поинтересовался Виктор Сергеевич, сев за стол и проверяя его содержимое.
— Слушай, ты же еще последнюю новость не знаешь! — хлопнул себя по лбу Левинсон. — Приходит баба в суд подавать иск на Горбачева…
— Алименты? — Чубаристов улыбнулся. — Родимое пятно у дочки.
— Да. А откуда ты знаешь? — Левинсон опешил.
— Так по телевизору показывали.
— Где, в Израиле?!
— Ну да! — Чубаристов засмеялся. — В новостях. Даже фотографию дочки и родимое пятно крупным планом.
— Но откуда они узнали? — Левинсон удивленно посмотрел на Клаву, как будто она знает ответ на этот вопрос. — Мы же не печатали и не заявляли нигде.
— Нет, он точно шпион. — Чубаристов расхохотался. — И к тому же с дырявой памятью. Колись, Левинсон, за сколько дезу толкнул. Клава, может, его арестовать?
— Ну дают, ну дают. Знай наших… — забормотал Левинсон, гордо оглядываясь по сторонам.