— Клавдия Васильевна, еще не спите? Можно мне с вами поболтать?
— Подожди минуточку, не клади трубку. — Клавдия Васильевна принесла из комнаты стул, села на него и уже мысленно приготовилась к долгому и терпеливому разговору. Почти до самого утра она выслушивала исповедь страдающего сердца. Утешать она не собиралась, советов давать — тоже. Если бы Лина знала, что саму Клавдию ранит каждое ее слово о Викторе! Но наши боли нам кажутся всемирными, чужие мы не замечаем. Поэтому Лина говорила подробно, страстно и горько.
Клавдия так и уснула в прихожей с телефонной трубкой в руке, уронив голову на тумбочку. А через полчаса прозвенел будильник.
Начиналось воскресенье — еще один выходной день.
ДЕНЬ СЕДЬМОЙ
Понедельник. 09.02–10.07
День начался с новостей.
Не успела Клавдия отворить дверь в кабинет и сбросить легкий плащик, раздался телефонный звонок.
— Алло?
— Мне Дежкину, — прозвучал глухой мужской голос в трубке.
— Я у телефона.
— Это Храпицкий. Ну что, могу обрадовать: пропали двое — алкаш, нигде не работающий, и бомжиха Верка. Эй, вы меня слышите?..
Клавдия недоуменно пожала плечами. После спешки и толкотни в троллейбусе она никак не могла, войти в рабочий ритм. Голос показался знакомым, — но вот где она сталкивалась с его обладателем, Дежкина вспомнить не могла, хоть убей.
— Эй! — нетерпеливо повторил голос. — Вы куда делись?
— А кто такая Верка? — уклончиво поинтересовалась Клавдия, преследуя сразу две цели: первая — дать понять загадочному Храпицкому, что она внимает его информации, вторая — окольными путями выяснить, кто же он такой, черт возьми. — Верка-бомжиха, вы сказали?
— Ага, — подтвердил голос. — Ошивалась у меня на участке, ничего не мог поделать. Соседи на нее жаловались, жильцы, — мол, одним своим видом детей пугает… А после случая с пожаром ее никто не видел.
Клавдия вспыхнула. Хорошо хоть, она была в кабинете одна.
В памяти тут же всплыло лицо участкового Александра Борисовича, его старомодные рыжие бакенбарды и вращающиеся, будто на шарнирах, глазные яблоки.
— Я тут, по вашей просьбе, огромную изыскательскую работу провел, — между тем продолжал участковый. — Опросил всех старух на предмет подозрительных личностей, не ошивался ли кто? Нет, говорят, подозрительных не было. А вот Верку уже дня три-четыре никто не видел, и Генка как под землю провалился. То возле каждого пивного ларька его встретишь, а тут — нету Генки, и все!
Клавдия нервным, почти автоматическим движением пролистнула высокохудожественные фотоснимки Вени, сделанные на месте происшествия.
— Скажите, Александр Борисович, не могли бы вы припомнить, были ли у этих ваших пропавших подопечных какие-нибудь особые приметы?
На другом конце провода озадаченно зачмокали губами.
— Вроде ничего такого, — наконец произнес участковый. — Верка была роста среднего, худая… одевалась как попало. Бомжиха, она и есть бомжиха. Часто пила вместе с Генкой. Не просыхали, можно сказать. Ну а Генка — около метра восьмидесяти, сутулый, тридцать пять лет… залысины большие…
Клавдия рассматривала обуглившиеся тела на фотографиях, заботливо обрисованные контровым светом, — так, что и вовсе не понять, что именно изображено в кадре.
— А зубы? — тоскливо поинтересовалась Клавдия, — Может, с зубами у них не все в порядке было?.. По зубам мы попытались бы идентифицировать трупы.
— Я участковый, а не дантист, — буркнул Александр Борисович.
— Ясно. В таком случае, не припомните, рассказывали ли они вам что-нибудь такое… — Дежкина замолчала, будто сама не понимала, что именно «такое» могли сообщить о себе участковому милиционеру двое забубенных алкоголиков.
— Ну, с Генкой не особо поговоришь. У него одна тема: «Больше не буду, гражданин начальник». Бесстыжий, когда завяжешь с выпивкой? — «Больше не буду, гражданин начальник». Когда перестанешь пугать своим видом жильцов? — «Не буду, гражданин начальник». Когда на работу пойдешь? — «Больше не буду…» Заладит, как испорченный патефон, свое «не буду», — просто противно становится. А с Веркой чего разговаривать — она ведь немая!..
Клавдия даже вскочила от неожиданности.
— Как — немая?
— Очень просто. Мычала себе что-то под нос, и все дела. Одно слово, убогая. Я ее и не трогал. Ну, думаю, пусть уж ночует по подвалам, раз деваться ей некуда. Вреда от нее не было, и ладно… Алле, вы меня слышите?.. Вы куда-то пропали, алле!..