Как новая главная надзирательница, Мария дважды в день проводила переклички, на которых подсчитывалось количество заключенных. Окончательные итоги Мандель представляли надзиратели более низкого ранга, которые затем должны были убедиться, что цифры совпадают4.
День заключенного начинался в четыре утра с первой сиреной. С этого начиналась бешеная активность, когда заключенные должны были сходить в туалет, заправить постель и послать кого-нибудь на кухню за пайком – и все это в течение часа. Вторая сирена звучала в пять утра, и это был сигнал собраться на площади переклички для подсчета. Командиры каждого барака заставляли женщин своей группы выстраиваться в ряды по десять человек, чтобы убедиться, что все учтены. Вороны, зловеще каркая, часто толпами летали вокруг заключенных5.
Спустя еще час, а иногда и больше, на место выходили надзирательницы и начинали ходить по рядам. Каждая из них получала подсчет от начальника блока и часто надевала наручники или наказывала одну из узниц просто так.
Одна свидетельница, позже допрошенная в Дахау, вспоминала, как молодая и красивая Мандель каталась на велосипеде перед девятью тысячами женщин6. Все знали, что такая поездка всегда чревата катастрофами, и когда она проезжала мимо, полячки бормотали молитвы под нос. Если Мандель замечала шевелящиеся губы, она била женщин по лицу, не слезая с велосипеда. В конце концов после подсчета всех цифр снова звучала сирена, и женщины расходились по своим рабочим местам7.
После того как Мария получила повышение, переклички стали еще более ужасными и строгими. Раз или два в неделю, если шел дождь или было очень жарко, Мария оставляла целый блок или всю аппельплац стоять часами8. Затем она соглашалась принимать отчеты за главным столом, и если погода была особенно плохая, то она саркастически говорила: «Хорошая погода, не так ли? Полезно быть на воздухе». Каждая перекличка заканчивалась избиением нескольких заключенных9, и одна женщина с ужасом заметила: «Бить нас в гневе доставляло ей удовольствие. После каждой казни она становилась еще красивее»10. Мария действительно стала, как описывали ее обитатели лагеря, «хозяйкой жизни и смерти»11.
Заключенные терпели как могли. Многие смотрели на небо и находили утешение в том, что зачастую они видели потрясающие восходы и закаты, пестрящие всей палитрой красок12. Периодические поздние переклички женщин, назначенных на ночные смены в текстильных цехах, были по-своему зловеще-восхитительными. Ванда Пултавская вспомнила ночь, когда ее рабочий отряд стоял под темно-синим небом, полным звезд, окруженный светом двух фонарей и собственными тенями. Кто-то предположил: «Наш ряд изношенных скелетов вполне подошел бы для фильма ужасов»13.
Прозванная Тигрицей за свою привычку преследовать заключенных и красться за колоннами женщин14, Мария, дочь сапожника, казалось, получала огромное удовольствие оттого, что причиняла мучения женским ногам.
Она часто приказывала проводить переклички без обуви или носков в самые холодные дни зимы, что причиняло огромные страдания15, а в июне 1942 года инициировала политику, запрещавшую всю деревянную обувь для заключенных. Независимо от своей работы заключенная теперь должна ходить босой. Как результат – массовые травмы ног и постоянное отсутствие должного лечения16. Если узница осмеливалась подложить под ноги клочок бумаги или картона в качестве скудной защиты от холода, Мандель жестоко избивала ее за наглость. Мария даже, бывало, ложилась на землю и смотрела, не лежит ли под чьими-то ногами бумага17.
Заключенная Уршула Виньская узнала, что Мандель распорядилась засыпать золой боковые улицы лагеря, по которым они каждый день добирались до мастерских. Уршула рассказала, что проходила через эту пытку четыре раза в день, и отметила, что когда женщины сглаживали ногами острые края золы, то выкладывали новый слой. Однажды заключенная сошла на обочину дороги, чтобы пройти там, где было меньше золы. Неожиданно из боковой улицы появилась Мандель на велосипеде, в белых перчатках и униформе, и быстрым движением ударила заключенную по щеке. «Бедная женщина упала лицом в золу, а Мандель укатила с выражением триумфа на лице»18. Уршула заключает: «Она была опьянена своей властью!»19